Причины воспроизводства преступности и их преломление в Республике Дагестан

Детерминация преступности достаточно давно стала предметом исследовательского интереса в криминологической науке. В различные периоды ее развития были сформулированы оригинальные теории, объясняющие происхождение преступности, основанные на анализе биологических и социальных аспектов формирования криминальной готовности и поддержания преступного образа жизни [1, с. 41-67][1] В отечественной криминологии хорошо разработана теория социальных противоречий, доминирующих в причинном комплексе преступного поведения [2,  с. 50-64[[2]. До настоящего времени причины и условия, способствующие совершению преступлений, – это одна из центральных проблем криминологии, в том числе и региональной.

Факторы преступности в Дагестане имеют свою специфику, основанную, в том числе, на этнополитических и культурно-исторических особенностях, а также соционормативных установках, традициях и обычаях, которые регулировали поведение горцев в конфликтных и иных ситуациях [3, с. 76-141[[3].  Дагестанская преступность характеризуется клановостью, родственной сплоченностью в совершении корыстных и насильственных преступлений, обеспечивающей относительную безнаказанность при их совершении и круговую поруку в случае пресечения. Моноэтнический состав преступных групп – своеобразная гарантия поддержания конспирации преступной деятельности.

В дореволюционный период, когда территория Дагестана находилась в вассальном состоянии по отношению к Российской империи, поддерживались определенные элементы юридической автономии. В том числе, это касалось норм обычного права (адатов), регламентировавших компенсационные последствия совершения преступления (выплату денежной суммы в пользу потерпевшего от преступления или его семьи). Причины преступности горцев видели в «кровожадном характере». Почти все дореволюционные авторы приписывали горцам Северного Кавказа врожденную склонность к разбою, что подчеркивало их биологическую предрасположенность к преступлениям   [4, с.54-55][4]. Колониальная политика царизма была направлена на поддержку реакционных адатов. В целом такой подход имел органическую связь с теориями Ч. Ломброзо и Э. Ферри, отстаивавшими наличие особых признаков биологического характера, обусловливающих генезис преступного поведения [5, с.130-132][5].

В советской криминологии эти взгляды подвергались критике, поскольку само существование преступности полагалось конечным и обусловленным дефектами несправедливого социального устройства. Соответственно, причинный комплекс преступности обосновывался социально-экономическими условиями и пороками сознания лиц, совершающих преступления [6, с.54-79][6].

В поздний советский и постсоветский периоды детерминация преступного поведения стала раскрываться преимущественно на основе социальных противоречий, обострение которых может приводить к увеличению массива общественно опасных посягательств [7, с.11-24][7]. В их числе актуальными для всего российского общества оказались аспекты, связанные с социальным расслоением, ростом количества финансово неблагополучных лиц, наличием межконфессиональной, национальной и социальной неприязни. В немалой степени они оказывают воздействие на социальную реальность Республики Дагестан, особенно во взаимосвязи с дотационным характером ее экономики (так, по итогам 2021 г. регион стал крупнейшим получателем дотаций из федерального бюджета с показателем 72,9 млрд руб. [8, [электронный ресурс][8]). Дотации направлены на выравнивание бюджетной обеспеченности субъектов РФ, и эта практика продолжается уже достаточно много лет, что показывает неэффективность единоличных усилий региональных властей по экономическому оздоровлению жизни в Республике Дагестан.

Проблема причин преступности относится, по справедливому замечанию Г.А. Аванесова, к категории «вечных» [9, с.67][9].  Немаловажной здесь является и самодетерминация, обеспечивающая стабильное воспроизводство преступлений [10, c.5-28][10]. В криминологической науке в этой части были высказаны следующие тезисы.

В.Н. Кудрявцев, вклад которого в развитие теории криминологической причинности трудно переоценить, писал: «При системном подходе причины правонарушений выступают как рассогласования (противоречия) внутри следующих систем: общество, класс, коллектив, малая социальная группа, а также и как противоречия между этими системами (подсистемами)» [11. c.84-85][11]. И эта иерархия противоречий обусловливает воспроизводство преступности, которое имеет место на фоне недостатков системы противодействия ей и влияния сопутствующих факторов (социально-политическая нестабильность, коррупционные проявления, межэтническая напряженность и др.).

Я.И. Гилинский отмечает, что совершение преступлений как социальное явление порождается социальным неравенством [12, c.164][12].  Социальное неравенство в современной России можно назвать значительным; эта негативная тенденция сложилась одновременно с проведением рыночных реформ, и до настоящего времени сохраняет влияние на состояние преступности.

Проф. Н.Ф. Кузнецова исследовала влияние на преступность социально-экономических процессов, протекавших в советском обществе [13, c. 20-31][13]. Как известно, недостатки командно-административной системы управления экономикой привели к возникновению дефицита товаров народного потребления, доступ к которым, в свою очередь, заложил основу для будущего социального расслоения., ставшего фундаментом причинного комплекса преступного поведения.  В то же время, с учетом неблагоприятных внешнеполитических обстоятельств, - указывала А.И. Долгова, - интеграция России в мировую экономическую систему происходила под влиянием и с учетом интересов транснациональных корпораций [14, c.433][14]. Данное обстоятельство оставило неизгладимый отпечаток на всей российской преступности, в том числе, и на региональной.

Б.В. Волженкин подчёркивал, что отрицательные социальные качества личности (антисоциальная установка, нравственная противоречивость, неустойчивость) являются главной причиной преступления [15, c.82-87][15]. Данный тезис справедлив применительно к причинам конкретного преступления, однако он не согласуется и с теорией социальных противоречий.

В целом, тезис о том, что сущностью причин воспроизводства преступного поведения являются социальные противоречия, представляется вполне убедительным. В его основе находятся суждения Э. Дюркгейма о том, что существование преступности – нормальное явление, что она представляет собой определенную социальную функцию, неотъемлемую часть общества и «не только предполагает наличие путей для необходимых перемен, но в некоторых случаях прямо подготавливает эти изменения» [16, c.39-40][16].

Как отмечает проф. Д.А. Шестаков., основательно разработанная теория причинности представляет собой отличительную черту российской, советской криминологии [17, c.88-98][17]. Видимым отличительным достоинством российской криминологической теории причинности является то, что исследование причинных связей, ведущих к совершению преступлений, не ограничивается сферами индивидуальной психологии человека, совершающего преступление, и взаимодействия этого человека с его непосредственным окружением, но распространяется также на макросоциальные явления и процессы, что в зарубежной криминологии отмечается только в отдельных частных криминологических теориях (социальной дезорганизации, стратификации) но не приобретает характера общей теории причинности, которая увязывала бы объяснение конкретных криминологических феноменов (корыстные преступления, внутрисемейные преступления, виктимность тех или иных слоев населения) с общесоциальной проблематикой.

В криминологии детерминанты преступного поведения классифицировались по различным критериям: на объективные и субъективные, на причины и условия, на полную и специфическую причины, на причины разных социальных уровней функционирования, на причины, коренящиеся в различных сферах общественной жизни. Каждая из этих классификаций позволяла высветить те или иные стороны воспроизводства преступлений [18, c.247-257][18].

Отличительным достоинством российской криминологической теории причинности является то, что исследование причинных связей, ведущих к совершению преступлений, не ограничивается сферами индивидуальной психологии человека, совершающего преступление, и взаимодействия этого человека с его непосредственным окружением, но распространяется также на макросоциальные явления и процессы [19, c.62-64][19]. Развитие теории причинности в советское время сковывалось рамками марксистско-ленинской идеологии утверждениями о том, что таковые «органически чужды природе социалистического строя» и что вообще они «исторически преходящи». Общие причины совершения преступлений в социалистическом обществе советские ученые сводили к двум видам: 1) враждебной деятельности империалистических государств и 2) отставанию общественное бытия от материальных условий жизни, к «неизжитым ещё окончательно идеям, взглядам, представлениям, привычкам, сложившимся в условиях эксплуататорского общества» ]20, c,191-193]^[20]. С конца шестидесятых годов прошлого века отечественная криминология интенсивно развивает социолого-диалектический подход к проблеме причинности, соответственно которому в качестве причин массового совершения преступлений рассматривались социальные противоречия самого общества [21, c.137][21].

Лишь понимание преступности как свойства общества порождать преступления позволяет в новом свете увидеть её структуру, действительно состоящую из взаимосвязанных подсистем и элементов.

Парадигма механизма массового воспроизводства преступлений, как отмечает проф. Д..А. Шестаков, дает исследователю конкретного вида преступного поведения инструмент, с помощью которого это поведение раскрывается во взаимосвязи не только со сформировавшей преступника микросредой (что характерно для так называемого интеракционистского подхода (Э. Лемерт и др.) и спровоцировавшей преступление конкретной жизненной ситуацией, но также с противоречиями общества в целом [22, c.15-20][22].

Вследствие множественных просчетов при проведении социально-экономических преобразований в начале постсоветского периода «главным генератором социальных болезней» в России стало государство [23, c.51][23]. В современной России, обосновывает Д.А. Шестаков, действуют три основных причины воспроизводства преступности: 1) противоречие между потребительством и духовностью, проявляющееся в ослаблении национальной идеи; 2) противоречие между бедностью и откровенно украденным у народа богатством при отсутствии среднего зажиточного слоя; 3) противоречие между глобально-американизированной «олигархией» (воробогачеством) и суверенными цивилизациями. Третье противоречие в преломлении глобального в российское возникает между властью, слившейся с «олигархией», и большинством населения [24, c.13-22][24].

Выявление причин преступности позволяет высветить недостатки в механизме функционирования власти, которые могут порождать регресс общества, серьезно затормозить реформы, прогрессивные преобразования в стране и, в конечном счете, привести к дестабилизации обстановки.

Причины и условия, способствующие преступности, – центральная проблема криминологии, поскольку здесь происходит перманентное изменение и влияние многих детерминирующих факторов различного уровня и характера. Отсюда следует необходимость отразить в уголовной политике государства содержательный вектор опасных для общества социальных противоречий, оказывать на них сдерживающее, а по возможности разрушительное воздействие. В Республике Дагестан условиями, способствующими расширенному воспроизводству преступности, выступают коррупция, огромный разрыв в доходах граждан, безработица, распространение идеологии крайнего течения в исламе; расширение пособнической базы экстремизма и терроризма; организованное внедрение асоциальной и криминальной субкультуры, которая насаждается через интернет и телевидение. При этом молодежь воспринимает эти сюжеты как модель поведения в схожих ситуациях.

Общероссийские детерминанты преступного поведения, основанные на социально-экономических противоречиях, оказывают негативное воздействие на криминогенную обстановку во всех регионах.  Дагестан, как и иные регионы РФ, находится в сфере их влияния, вследствие чего региональная преступность носит выраженный корыстный характер. Социальное неравенство, продуцирующее преступные посягательства в большинстве субъектов РФ, уже было предметом научных исследований [25, c.34-37][25]. Разделяя высказанную точку зрения, отметим, что воспроизводство региональной преступности напрямую связано с обстоятельствами, детерминирующими криминогенную обстановку на территории всей страны. Механизм противодействия преступности во всех регионах идентичен; кроме того, социально-экономические отношения в России являются относительно унифицированными. 

Факторы преступности в Дагестане имеют свою специфику, основанную, в том числе, на этнополитических и культурно-исторических особенностях, а также соционормативных установках, традициях и обычаях, которые регулировали поведение горцев в конфликтных и иных ситуациях. У народов Кавказа исторически сформировался ряд обычаев, сохранивших свое действие до настоящего времени. В ходе эволюции этих обычаев произошло их разграничение на правовые, известные под названием «адат», и неправовые, несущие, в первую очередь, морально-этические правила.  В этой связи можно заключить, что определенное влияние на воспроизводство преступности в Республике Дагестан оказывают особенности этнического менталитета, сопряженные с неправильным, искаженным восприятием исторически сложившегося культурного кода.

На примере деятельности органов государственной власти Республики Дагестан, тем не менее, можно отметить ряд ошибочных решений, повлиявших на воспроизводство преступности в регионе. Например, парламент республики в начале XXI века принял республиканскую целевую программу по развитию футбола, где было предусмотрено более 400 млн. рублей, а на аналогичную программу по противодействию экстремизму было выделено 14 млн.  рублей. Подобная позиция парламента не способствовала эффективности противодействия экстремистским проявлениям в республике.  В 2019 г. общая сумма расходов на осуществление правоохранительной деятельности составила 1,468 млрд руб., однако с учетом того, что, например, количество убийств на территории Дагестана составляет четверть от общего количества по СКФО и имеет тенденцию к ежегодному 10% росту, она представляется недостаточной [26, электронный ресурс][26]. В то же время, и парламент, и органы исполнительной власти Республики Дагестан длительное время не предпринимали  никаких усилий по повышению инвестиционной привлекательности региона, в результате чего целый  ряд  перспективных экономических проектов оказался под угрозой поглощения криминально ориентированными группировками, и фактически до настоящего времени республика обладает  максимально высокими криминальными рисками в этой части – 83 из 85 в первую очередь, это означает, что в регионе на крайне низком уровне защищены интересы легальных предпринимателей [27, c.146-151][27]. Источниками возникновения таких рисков являются террористическая активность, незаконное давление на бизнес со стороны правоохранительных структур, распространенность рейдерских и корыстных посягательств.

В начале 90-х годов ХХ в. социальная обстановка в Республике Дагестан осложнилась рядом обстоятельств. Ликвидация колхозов и совхозов, криминальная приватизация, распродажа имущества предприятий по бросовым ценам, которую получила партийно-хозяйственная номенклатура и представили организованной преступности, а также беспрецедентная безработица, подвигли дагестанцев к выживанию. На фоне этого произошел беспрецедентный рост бытовой коррупции, проявления которой оставались практически безнаказанными [28, c.161-163][28]. В частности, была установлена соответствующая плата за получение справки об инвалидности, поборы и взятки за обучение в вузах и школах. Массовыми стали поборы в здравоохранении и других сферах общественной жизни. В силу обоюдной выгодности принимаемых на возмездной основе незаконных решений у населения сформировались элементы толерантности к сложившейся практике. Соглашаясь с суждением о том, что первопричина коррупции тесно связана с сущностью государства [29, c.69-84][29], отметим, что масштаб бытовой коррупции, сложившейся в республике тридцать лет назад, оказался настолько серьезным, что меры по ее полной нейтрализации не реализованы до настоящего времени (так, в 2019 г. по результатам проверок, инициированных Генеральной прокуратурой РФ, было выявлено более 350 нарушений антикоррупционного законодательства, связанных, в частности, с замещением должностей при наличии родственных отношений с непосредственными руководителями [30, c.72-74][30].

У дагестанцев высоко развито чувство социальной справедливости, и малейшее от него отступление воспринимается очень болезненно, особенно в сфере кадровой политики. Оно имеет исторические корни, поскольку дагестанская община всегда оказывала покровительство своим родственникам. После распада СССР ключевые посты, как на уровне республики, так и на уровне районов и городов стали занимать бывшие партийно-советские работники, их близкие, представители состоятельных кланов и лица с криминальным прошлым. Постепенно проходила монополизация этой сферы без учета профессиональных, деловых и нравственных качеств претендентов. Предложения об опубликовании в СМИ сведений о кадровом составе республиканских и местных органов власти так и остались нереализованными. Расстановка кадров органов власти из числа представителей влиятельных кланов способствует консервации имеющихся просчетов и недостатков в управленческой деятельности, поскольку приоритет их усилий направлен на укрепление собственных позиций.  Влияние менталитета дагестанцев на развитие преступности в регионе уже было предметом научных исследований [31, c.7][31], и нужно отметить, что социопсихологические особенности многонационального дагестанского этноса действительно играют определенную роль в воспроизводстве всех видов преступлений.

Причинный комплекс коррупционных деяний характеризуется широким спектром детерминант.

К причинам проявлений коррупции нами отнесены следующие [32, электронный ресурсъ[32].

1. Противоречие между потребительством и духовностью, которая ведет к ослаблению национальной идеи. 

2. Противоречие между бедностью и украденным у народа богатством при отсутствии среднего зажиточного класса.

3. Противоречие между властью, слившейся с олигархией, и большинством населения.

4. Борьба кланов за доступ к власти и бюджетным средствам.

Дополнительными причинами коррупционных проявлений выступает ряд следующих факторов.

• Искаженное представление государственных и муниципальных служащих о коммерческом характере своей деятельности.
• Социально–экономическое неравенство, расслоение общества на очень богатых и крайне бедных, низкий уровень правосознания
• Практика замещения должностей на основании личной преданности (обеспечивает надежную круговую поруку и укрывательство неблаговидных поступков членов «своей команды»).
• Отсутствие четкого контроля со стороны надзирающих и контролирующих органов за расходованием средств, выделенных на крупные приоритетные программы.
• Отсутствие независимых специальных служб, которые осуществляли бы финансовый и иной государственный контроль при проведении выборов или конкурсов на занятие определенной должности в органах государственной власти.

Коррупционные проявления в значительной степени обусловливают воспроизводство преступности в Республике Дагестан, затрагивая почти все ее уровни.  Помимо учтенной преступности, они воздействуют и на динамику латентных посягательств.  Результаты противодействия коррупции, к сожалению, не соответствуют ее масштабам [33, c.247-250][33].

Причинами высокой латентности преступности в республике являются стремление «регулировать» преступность в угоду ведомственным и сиюминутным интересам; несоблюдение требований о регистрации преступлений; живучесть в исторической памяти дагестанцев адатов и норм компенсационного соглашения, когда при совершении любого преступления можно было урегулировать конфликт на возмездной основе. Сложная криминогенная обстановка в регионе на фоне благоприятных или среднероссийских значений по отдельным видам преступлений отмечалась исследователями [34, c.50-52][34], и можно заключить, что данная проблема существует длительное время.

Проведенный автором опрос граждан показал, что до 70% респондентов подвергались различной виктимизации, но их заявления получали правовую оценку только в случаях наступления тяжких последствий или наличия очевидной причастности к происшествию конкретного лица. В опросе приняли участие 500 человек – жителей различных районов Республики Дагестан, что позволяет заключить о распространенности практики создания искусственной латентности преступлений. Кроме того, в силу значительной организованности преступных проявлений в регионе, ряд опасных преступлений может не только не раскрываться, но и не регистрироваться (данное обстоятельство применительно к организованной преступности вообще уже получило научное осмысление [35, c.541][35],  но надо отметить, что непосредственно для преступности в Республике Дагестан оно играет значительную роль.

Серьезную проблему для Республики Дагестан представляет террористическая и экстремистская активность, детерминированная распространением радикальной религиозной идеологии.  Самобытная и устойчивая система социально-правовых институтов, имеющая, по оценкам ученых, тысячелетний опыт практической апробации [36, c.5][36], оказалась под ее разрушительным влиянием.

После разрушения советской системы общественных отношений образовался идеологический вакуум, который стал успешно заполняться исламскими ценностями, в том числе и крайне радикальными.

Внутри республики сформировалась серьезная дестабилизационная сила – последователи религиозного экстремистского течения «ваххабизм». Действуя в условиях конспирации, они как активные пособники бандформирований представляют потенциальную угрозу безопасности граждан и конституционному строю республики. Пособники НВФ осуществляли закупку продуктов питания, одежды, съем жилья, перевозили  членов НВФ, устанавливали домашние адреса сотрудников правоохранительных органов и их автомашин.

Религиозные деятели стали активно вмешиваться в светскую жизнь. В отдельных селах Дагестана религиозные общины принимали участие в решении земельных вопросов, брали на себя функции администрации села и других официальных органов. При победе глав администраций районного и сельского уровня в связи с их поддержкой представителями духовенства вновь избранные главы администраций давали письменные обязательства о прямой поддержке ислама и выполнении всех предложений религиозных деятелей (дибира или имама мечети). Тем самым избранное должностное лицо попадало в зависимость, происходило открытое вмешательство религиозных деятелей в сферу полномочий органов местного самоуправления.

В этой ситуации возросла и религиозность среди населения, особенно молодежи, увеличивается строительство мечетей и количество обучающихся в исламских учебных заведениях. На сегодняшний день в Дагестане 16 высших исламских учебных заведений, которые посещают более 17 тыс. студентов. Исламские ценности имеют непреходящее значение и являются основой воспитания и нравственности в обществе, но в отдельных мечетях, районных средствах массовой информации ведется работа среди молодежи, направленная на привитие экстремистских идей, распространяются листовки с различными противоправными призывами, в которых сообщается о недостатках и упущениях действующей власти, и на этом фоне пытаются дезориентировать молодежь.

В этой связи отдельно необходимо отметить и негативное влияние контента, распространяемого через средства массовой информации. В Дагестане 90-е годы прошлого века в СМИ произошла героизация бандитов, выражавшаяся в скрытом или даже явном одобрении криминальной агрессии. В целях пресечения этого пресс-служба президента и правительства Дагестана просила СМИ не героизировать боевиков, совершающих самоподрывы. «Во избежание излишней героизации террористических методов борьбы с властью посредством самоподрыва, просим вас вместо слов «шахид» или «смертник» использовать термин «террорист-самоубийца» или просто «самоубийца»», — говорится в сообщении, распространенном по республиканским и федеральным СМИ пресс-службой президента и правительства республики [37, электронный ресурс]^[37]. 31 июля 2008 г. уголовное дело по ч. 2 ст. 280 (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, совершённые с использованием средств массовой информации) и ч. 1 ст. 282 (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) УК РФ было возбуждено в отношении главного редактора дагестанского еженедельника "Черновик" Н. Следствие подозревало, что "Черновик" мог публиковать статьи по заказу лиц, находящихся в розыске за  совершение преступлений экстремистской направленности [38, электронный ресурс]^[38].  Ваххабизм стал одним из опасных вызовов целостности современного ислама [39, c.53-63][39], и его распространение на территории региона неприемлемо.

Обобщение информации о совершении террористических актов на Северном Кавказе, в том числе в Дагестане, показывает, что их основными причинами выступают:

1) ослабление оперативно-розыскной деятельности органов МВД и ФСБ;

2) коррупция, которая проникла во все сферы жизнедеятельности общества;

3) отсутствие системы мер тактического, стратегического и координационного характера по ликвидации террористов;

4) беспечность граждан, отсутствие предельной сплоченности со стороны институтов гражданского общества по противодействию терроризму, которые в настоящее время находятся на этапе становления;

5) значительная нагрузка на участковых уполномоченных полиции (до 4 тыс. человек на территории обслуживания);

6) неудовлетворительный контроль за лицами, отбывающими наказание в местах лишения свободы, где происходит их вербовка в НВФ, а также вернувшимися из мест лишения свободы;

7) ослабление оперативного контроля за внутренними и внешними миграционными потоками в республике;

8) непрофессионализм и неиспользование потенциала существующей нормативной базы, что формирует у населения негодование в отношении правоохранительных органов;

9) распространение идеологии и практики крайнего течения в исламе (ваххабизма);

10) снижение джамаатского(общественного) осуждения терроризма со стороны старшего поколения дагестанцев.

 В силу воздействия этих факторов террористическая активность на территории Республики Дагестан обеспечена устойчивым воспроизводством. Немаловажно и то, что в период пандемии произошел обвальный рост выявленных органами прокуратуры нарушений законодательства о противодействии терроризму и об антитеррористической защищенности: на 43,5% и 63,5% соответственно [40, c.24][40]. Осложнение оперативной обстановки на всей территории Северо-Кавказского федерального округа связано с нарастающим интересом к региону исламистских организаций ваххабитского толка, сил международного терроризма, а также спецслужб различных государств и подконтрольных им структур, чьи усилия направлены на развитие этноконфессиональной напряжённости, раскручивание проблемы сепаратизма в регионе, поощрение деструктивной деятельности различных неправительственных и общественных региональных организаций. Одним из основных факторов, способствующих расширению социальной базы бандподполья и незаконных вооруженных формирований, являются протестные настроения населения в регионах, успешно используемые лидерами сепаратистов. Коррумпированность местных властей, правоохранительных органов, социальная напряженность, межэтническое и межклановое противостояние приводят к росту недовольства в широких слоях населения и зачастую подталкивают отдельных лиц к противоправным действиям, в том числе выражающимся в террористических и экстремистских проявлениях, способствуют количественному и географическому разрастанию банддвижения. В свою очередь, преступления, совершаемые этническими группами в других регионах России, зачастую имеют корыстный характер, совершаются в целях получения наживы, связаны с установлением преступными группами определенной территории криминальной деятельности. Преступления, совершаемые этническими ОПГ, могут быть связаны с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, нападениями на граждан и организации в целях завладения их имуществом. 

Широкая и устойчивая эскалация терроризма на Северном Кавказе обусловлена комплексом не только внутренних, но и внешних факторов: на протяжении всей истории Северного Кавказа в составе России его общество оставалось приверженным традиционализму, а территория являлась важной с геостратегических позиций [41, c.201][41]. Как указывает Л.Х. Батагова, кризис всех сфер жизни, охвативший большинство регионов РФ в конце XX столетия, на Северном Кавказе принял наиболее острый и конфликтный характер, вследствие которого были вызваны к жизни северокавказский «этнический» и «религиозный» ренессанс, включающие комплекс архаичных явлений, представлений, стереотипов и норм поведения, а также действие глубинных причин и факторов, способствующих проявлениям сепаратизма, национального шовинизма и религиозного фундаментализма, что привело к всплеску насилия [42, c.3][42].

Финансирование террористической деятельности в республике до настоящего времени осуществляется с широким использованием представителями НВФ потенциала иного общественно опасного поведения. Во-первых, это вымогательство денежных средств у лиц, включенных в легальную экономическую деятельность, под угрозой уничтожения имущества, причинения вреда жизни и здоровью.  Во-вторых, поскольку в республике приобрело опасные тенденции распространение наркомании, сбыт наркотических средств стал источником дохода для различных организованных групп, в частности, НВФ. Среди основных причин роста наркопреступности следует выделить: геополитическое положение республики; благоприятные природно-климатические условия для выращивания наркотиков растительного происхождения, которые занимают примерно 95 % всего незаконного оборота наркотиков; наличие в республике большого числа подготовленных невостребованных специалистов, в т. ч. в области химии и фармацевтики; прозрачность границ между странами СНГ, что приводит к поиску новых и совершенствованию старых каналов поставок наркотиков, и наличие в прошлом мощных центров по производству наркотиков в Чеченской Республике. Причинами потребления наркотиков являются психические травмы, безысходность и желание «забыться»; возможность заработать путем распространения наркотиков больших денег. Региональной спецификой является привлечение в эту сферу в качестве наркокурьеров женщин.

Одной из основных причин, способствующих распространению наркомании, является наличие в республике достаточной сырьевой базы для их незаконного производства. Прежде всего, это наркотики растительного происхождения, доля которых в незаконном обороте составляет более 95 %. Весомую долю составляют наркотики, которые завозятся в республику из Азербайджана, Чеченской Республики, Таджикистана.

В Дагестане неизбежен дальнейший рост преступности и в ближайшем будущем. Это связано с высокой латентностью преступности в республике. Криминологические подсчеты в городах и районах показывают, что регистрируется примерно треть совершаемых преступлений [43, c.161][43]. Прокурорскими проверками в 2003 г. выявлено и поставлено на учет 1489 укрытых преступлений (за 2002 г. – 516), в 2006 г. – 1700 г., 2011г. – 430 укрытых преступлений. По выявленным нарушениям законности внесен ряд представлений, по результатам рассмотрения которых к дисциплинарной ответственности привлечено 384 должностных лица, в том числе 38 руководителей органов внутренних дел. Возбуждено 15 уголовных дел. Больше всего укрытых преступлений выявлено в Ленинском, Советском РОВД г. Махачкалы, ГОВД Дербента, Хасавюрта, Кизляра, УВД г. Махачкалы. Тем не менее, вплоть до последнего времени, практика сокрытия информации о совершенных преступлениях от учета органами внутренних дел не изжита, и ежегодно по жалобам граждан выявляется не менее 1000 укрытых материалов, причем в период пандемии их число возросло: в 2020 г. 1203, в 2021 г. – до 1446 [44, c.9][44]. Негомогенная природа латентной преступности и увеличение темпов искусственной латентности в перспективе окажут негативной влияние на состояние фактической преступности на всей территории России [45, c.237-250][45].

Другими причинами, способствующими воспроизводству преступности в Республике Дагестан, являются этнопсихологические особенности дагестанцев, круговая порука и противодействие органам власти в выдаче лиц, совершивших преступления. Минимизация влияния этих факторов в современный период представляется исследователям невозможной [46, c.10-15][46].

Общие причины преступности в Республике Дагестан в рассматриваемый период – это коррупция, взяточничество, резкое снижение жизненного уровня населения, падение общественной нравственности, правовой нигилизм, охвативший общество и властные структуры на всех уровнях, и подрыв правопорядка. При отсутствии определенной идеологической направленности многие средства массовой информации, культивируя жестокость, насилие, вседозволенность, крайние формы индивидуализма, подрывали уважение к закону. В то же время на низком уровне находится позитивное правовое информирование населения.

В условиях новой геополитической ситуации Дагестан превратился в южный форпост России и – одновременно – стал в центре экспансии экстремистской деятельности из-за рубежа. Отношения между многочисленными этническими группами являются одной из уязвимых сфер общественных отношений [47, c.18-21][47], поэтому в условиях напряженности она оказалась в высшей степени подверженной криминогенному влиянию. В целях решения социально-экономических проблем Северного Кавказа в 2010 г. был создан Северо-Кавказский федеральный округ. Республика Дагестан как наиболее крупная его часть нуждалась в оптимизации управления, однако ее темпы оставались невысокими. В 2013 г. постановлением Правительства РД была принята программа «обеления» экономики, однако до настоящего времени ее реализация не завершилась. Это создает дополнительные внутренние риски криминализации общественных отношений в регионе.

К началу 2000-х годов Дагестан был самой отсталой экономической зоной России [48, c.80-83][48]. Как известно, бюджет республики на протяжении ряда лет составлял 16–20 млрд. руб. и на 80 % состоял из дотаций федерального центра. В республике крайне высокий уровень неформальной экономики – в 2005 г. 51% населения был занят в неформальном секторе. Доля убыточных предприятий составляла более 50 %. В 2015-2019 г. определенное возрождение завершилось в аграрных отраслях экономического сектора и – отчасти – в нефтяной промышленности.

Последняя стала одним из объектов, притягательных для криминального бизнеса. В Дагестане действовала 40 нефтеперерабатывающих заводов (больше, чем в Тюменской области). Отводы с «врезкой» доходят на десятки километров от магистрального нефтепровода. Суммарная прибыль криминалитета оценивается на сотни млрд рублей и угрожает национальной безопасности России.

Об этом свидетельствуют следующие данные. В результате проведённых мероприятий МВД РД за 2015 год сотрудниками правоохранительных органов республики в сфере ТЭК выявлено 72 преступления, по которым возбуждено 64 уголовных дела, из них окончено расследованием 34, в суд с обвинительными заключениями направлено 32. В процессе расследования выявлено 37 лиц, совершивших преступления этой категории. Предварительный ущерб от данных преступлений оценивается в 33 640 000 рублей, из которых возмещено 11 771 800 рублей. В 2015 году ликвидировано 12 несанкционированных врезок в магистральные нефтепроводы, из них 9 – без отбора нефти. Выявлены 2 мини-установки по незаконной переработке сырой нефти. В последующий период активность организованных групп в области хищений нефтепродуктов оставалась высокой. Ежегодно в России похищается до 130 тыс. тонн нефтепродуктов, при этом латентными, по некоторым данным, могут оставаться до 200% таких преступлений [49, c.112-117][49].

В процессах детерминации преступности в Дагестане значимы следующие обстоятельства: как уже отмечалось, экономика республики относится к дотационным, хотя до 1991 г. была республикой-донором, однако в настоящее время она дотируется до 75 % из федерального бюджета. После распада СССР начала сокращаться армия, а заводы оборонной промышленности стали подвергаться конверсии (в основном в Дагестане были заводы ВПК), республика стала терять рабочие места, под гнетом налогов производство стало падать, обострилась безработица. Республика является трудоизбыточной, где отмечается высокий уровень безработицы (в 2017 г. он составил 11,7, т.е. 159 тыс. человек [50, c.76-81][50], к 2022 г. количество безработных увеличилось до 200 тыс. человек).

Ключевыми факторами, влияющими на криминогенную обстановку в Северо-Кавказском федеральном округе, являются недостаточный уровень социально-экономического развития региона, дефицит квалифицированных кадров, безработица. В условиях кризисных явлений остается сложным вопрос своевременности и полноты выплаты заработной платы (по состоянию на 2019 г. 38,7% видов трудовой деятельности в Дагестане оплачивались ниже среднероссийских значений, а медианный доход на душу населения составил 21,1 тыс. руб. [51, электронный ресурс][51]. Негативное влияние на развитие оперативной обстановки в регионе оказывает значительный рост незаконного оборота оружия. С целью дестабилизации обстановки совершались многочисленные посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных органов, государственных и общественных деятелей, представителей духовенства.

Субъективные причины совершения преступлений кроются в сознании людей и определяются их психологической готовностью совершить преступление. Локальное развитие основывается на сложившихся обычаях и традициях [52, c.127-164][52]; однако, к сожалению, вследствие существенного негативного воздействия социальных факторов население Республики Дагестан длительное время находится в условиях напряженности. Это порождает и криминальную агрессию, темпы роста которой с трудом поддаются контролю, и формирование мотивации к совершению преступлений корыстной направленности.

Определенный интерес представляет опрос населения, который был проведен в городах и районах республики. Так, на вопрос «Как бы Вы оценили в целом деятельность органов государственной власти и местного самоуправления по борьбе с преступностью?» ответы распределились следующим образом: весьма значительна – 8,7 %; малозначительна – 72,1 %; затрудняюсь ответить – 15,1 %; иное мнение – 4,1 %. В Республике Дагестан, где население составляет 3,1 млн человек, а рождаемость является одной из самых высоких в России (4-е место) [53, c.14][53], столь низкий уровень доверия к правоохранительным органам требует скорейшего изменения. 

Учитывая складывающуюся ситуацию, на наш взгляд, усилия органов власти следует сосредоточить на следующих направлениях. Необходимо создать межведомственные центры по идеологическому обеспечению реформ и противодействию преступности. Такие попытки уже предпринимаются. При Главе РД создан Совет доверенных лиц для обеспечения постоянной связи с жителями республики. Требуется улучшить профилактическую работу с молодёжью, судимыми лицами, поскольку ими вновь совершается весьма значительная доля преступлений, и они составляют основной костяк НВФ. Следует усилить государственный, муниципальный и общественный контроль за денежными средствами, выделяемыми на целевые программы, бюджетными средствами, так как они слишком часто путём различных манипуляций оказываются расхищенными.

В заключение представляется возможным сделать вывод о том, что основу механизма воспроизводства преступности в Республике Дагестан за охваченный исследованием период времени составляют детерминанты, сложившиеся после распада СССР, а именно: разрушение нормальной системы экономических отношений, не замещенной рыночными экономическими механизмами, социальное неравенство и обнищание значительной части населения, негативное влияние представителей отдельных кланов этносоциума, базирующееся на системных коррупционных проявлениях, проникновение радикальной религиозной идеологии, востребованной среди части населения.

Автором выявлены нижеследующие основные криминогенные факторы в Республике Дагестан:

• кризис власти в Дагестане, проявлявшийся в ошибочных кадровых решениях (за последние десять лет было проведено более 68 смен руководителей министерств и ведомств республики) и упущениях в организации социально-экономической деятельности, не позволивший преодолеть клановое строение общества и накаливший криминогенную обстановку в регионе;
• слабая политическая воля местной власти в сочетании с неэффективной деятельностью правоохранительных структур, приведшая к разрушению системы профилактики преступлений;
• вмешательство при поддержке из-за рубежа некоторых религиозных деятелей в вопросы местного самоуправления, деформировавшее механизм разделения властей;
• клановость местных элит, обусловившая специфическую коррупционную патологию, разрушившую доверие населения к органам власти.