Основные мотивы любовной лирики Ш. Бабича

Поэзия и поэтика Шайхзады Мухаметзакировича Бабича как отдельный феномен не только в башкирской литературе начала двадцатого века, его имя широко распространено и среди тюрко-язычных народов. Известность к Ш. Бабичу пришло не только как мастеру слова и поэзии. Огромна его роль и в истории среди мусульманских народов России. Как один из членов Башкирского Правительства начала двадцатого века ввел он политическую деятельность. В связи с этим большинство его произведений создавались под пропагандистским лозунгом и развивали жанровую систему манифестационно-публицистической и нарративной поэзии. Поэтому многим он запомнился как поэт-просветитель, поэт – воин, борец за свободу народа, за свободу слова, поэт – бунтарь. Таким привыкли видеть многие его современники, и таким его описывают большинство литературоведов и исследователей. Но личность башкирского поэта многогранна. В поэзии Ш. Бабича можно встретить даже поэта-романтика.

Из-за того, что имя Бабича долгие годы держалось под запретом государства, а больше половины его произведений были сожжены и утеряны, стихотворений и поэм касательно любовной лирики в сборнике поэта сохранилось всего лишь считанное количество. Но, несмотря на это, в произведениях, дошедших до нас, отразились мировоззрение, основные мотивы и отношение поэта к теме любви. Поэт раскрылся с новой стороны. Подобный момент был малоизучен и рассмотрен поверхностно, что и обуславливает актуальность нашей научной статьи. Подобный анализ помог раскрыть новые стороны, новые качества бабичевского лирического героя.

У каждого народа свой менталитет, свое особое мировоззрение. Если в славянских народах, богиня описывалась, как «олицетворение непреходящей молодости, влюбленность, высшая красота, но, прежде всего, Вечная Вселенская Жизнь», то с точки зрения башкирского поэта «Два божества есть в мире: дева и Алла» [3, с.121].

Невозможно точно определить основные идеи и мотивы в любовной лирики поэта, без изучения биографии и творческого развития. Переменчивый настрой в его стихотворениях обуславливается с ранним формированием личности. Бабичу приходиться повзрослеть не по своим годам и ощутить тяжести начала двадцатого столетия, когда вся Россия готовилась к масштабным переворотам и революциям. Борьба и политический настрой повлияли даже любовной лирике. Если до данного времени предшественники больше всего писали о любви с вдохновленными, романтическими чувствами, то в  поэзии Ш. Бабича любовь создает двоемирие и двоякие чувства.

 При разборе основной концепции поэта, можно сделать вывод, что любовь для Бабича – святое, высочайшее, «небесное» чувство, словно милость создателя для человечества. А с другой стороны – это темное царство земли, искушение и боль. Это два совершенно противоположных друг другу мира. Небесное и земное. А Бабич – тот, кто посередине данных двух миров. Поэтому в каждом его любовном стихотворении можно заметить  противоположных по смыслу наборы слов и словосочетаний. 

Это можно объяснить и тем, что, прежде всего, Бабич – выходец из тюркской общины. Во-вторых, сын указного муллы села Асянова. Поэтому главными и основными в его любовной поэзии выступили мотивы восточно-мусульманской поэзии. Мировоззрение поэта прежде всего строится через религиозное мировосприятие, но чаще всего передается через исламские понятия. Тем не менее, в некоторых стихотворениях удивительным образом находят свое отражение и европейские мотивы средневековой литературы. В лирике Бабича точно так же, как и в средневековой литературе, любовь носит двойственное понятие. «Есть истинная, святая любовь, поднимающая человека к небесам, но есть и ее антипод — плотская, нечистая, низвергающая в пучины ада». Крупнейший христианский мыслитель и писатель периода патристики Аврелий (Блаженный) Августин (354—430 гг.) даже не называет ее, а лишь заменяет словом «вожделение». Формула «Бог есть любовь» заменяется формулировкой «Любовь - есть Бог». Это уникальное явление наблюдается практически во всех стихах Бабича, посвященных высшим чувствам человека.

Любовные чувства через религиозное мироощущение неразрывно связаны с наивысшими силами, то есть с Богом. Поэтому концепция любви Бабича такова: любовь – это и природа, дар, радость, угар, Бог, благодать, милость, и противоположные явления к добру – гордость, колдовство, дурман, боль, стыд и другие. Образ земного и небесного создает типичную картину романтичного двоемирия. А множественное использование таких тропов, как метафора, олицетворение и сравнение демонстрируют положение восточных мотивов, которые ярко отразились в каждом куплете.

Ш. Бабич впервые вводит новый образ в башкирскую поэзию начала двадцатого века. Он создает культ Прекрасной дамы. В представлении поэта она предстает в образе «неземного» и «недостижимого». Соответственно этому автор дает своему произведению название «Мой ангел». В данном стихотворении Ш. Бабич представляет картину своей возлюбленной девушки, которую он возвышает до небес, разделяя себя между двумя мирами:

«Нездешнюю ревностью перегорая,

Спели набожители песню о ней.

А здесь, на земле, под рыданье курая

Возникла священная песнь журавлей» [3, с.80].

Ш. Бабич был хорошо знаком и с произведениями классиков русской литературы. Так, например, в ходе анализа данного произведения нашлись удивительные схожести и с произведением Александра Сергеевича Пушкина «К ***». Подобно тому, как у русского поэта возлюбленная - «гений чистой красоты», у Бабича она «В котором сполна отражается солнце, // Слепя и сжигая снопами лучей».  

«Луной осиянная в сумраке лунном,

Слилась она с нею в вечерной тиши» [3, с.80].

Пушкин тем же образом дает своей возлюбленной «небесные черты». И, что еще не менее интересно, русский поэт часто теряется и чувствует то «безнадежную грусть», то «чудное мгновенье». В случае Ш. Бабича наблюдается похожая картина. Настроение лирического героя очень переменчива. Ощущения восторга, восхваления, удивления резко могут смениться ностальгией. Подобная игра чувств заставляет читателя остаться в раздумьях, тем самым, не раскрывая прямо основной мотив последних строк:

«Вселенная блещет бездонным колодцем –

Мой грозный соперник, мой противовес!» [3, с.80].

О чем же это может говорить? От чего автор постоянно остается посреди двух противоположных чувств?  Это можно предположить еще и тем, что речь идет об односторонней любви. Поэтому в данном произведении и в других романтических стихотворениях поэта ощущается конфликт чувств, наблюдается смена позитивных чувств с меланхолическими.

До наших дней дошло еще одно произведение, где образ женщины представляется романтическо-идеализированным описанием. Так, к примеру, возьмем стихотворение «Красавицы», в котором представляется обобщенная характеристика представителям прекрасного пола. Перед началом женского поэт описывает себя, как «нечто земное», «обычное». Поэтически-любовный мир Бабича раскрывает слабые стороны своего лирического «я». Он не чувствует горделивость, мощь, силу или иные любые возвышенные, сильные мужские чувства. Для него многое предстает в противоположном образе. Принимая свою маломощность и неспособность, поэт пишет так:

«Увидев вас, я сник тотчас, обмяк, как шут,

Безумные меня безумным, пусть зовут!» [3, с.121].

 «Бабичевская женщина» способна «оживить», «отнять», «заколдовать» и на многое другое:

 «Посмотрим, как себя разумный поведет,»

«Посмотрим, как он устоит противу чар

Червовых стрел в её лучащихся очах.

Свидетель – Бог! Возьмет одна улыбка в плен

Владыку дум. Великий ум сотрется в тлен». [3, с.121].

Идеализируя прекрасное в женщине, автор безотчетно преклоняется перед силой красоты. Хотя, подобное описание было свойственным для тюрко-восточной поэзии. Стоит отметить еще и тот интересный факт: в исследованиях по восточной литературе герой является тем же «меджнуном, то есть «безумцем», что и в литературе Западной Европы. Примером тому можно привести героя Низами («Лейла и Меджнун») и героя Аристо в «Неистовом Роланде». Основное содержание влюбленного «безумцв» таких героев – это любовные страдания или печальные воспоминания. Подобные мотивы отразились и в стихотворении «Девушка», которое было создано так же в 1916 году. Здесь поэт раскрывает всю энергию и мощь «женственности», доказывая силу и возвышенность перед остальными силами:

«При слове «девушка» трясется грудь и глохнут уши,

Вон из орбит глаза, огонь сжигает душу». [3, с.136].

Во всех подобных вышеперечисленных стихотворениях, где воплощаются в поэтике интимные чувства, можно наблюдать развитие восточного жанра – мактуба (поэтическое обращение). Отдельно в поэзии Ш. Бабич данный жанр обретает своеобразный окрас и характер. В стихотворных посланиях поэта также проявляется его отрицательное отношение к условно-романтическому, традиционному описанию образа возлюбленной девушки. Создается впечатление, что поэтические интимные чувства идут не от самого автора, а от традиционных методов. На первый взгляд кажется, что любовная лирика Бабича имеет отношение к мотивам любовно-романтических газелей и дастанов предшественников. В его поэзии любви проявляются традиционные образы, используются такие изобразительные средства, как эпитеты, метафоры, сравнения и другие, свойственные только восточно-романтической поэтике: «красота твоя подобна ангелу, спустившемуся на землю», «алый цветок мой, гиацинт мой, вокруг тебя белые бабочки порхают», «в устах твоих как будто святые птицы поют». Но Ш. Бабич добивается того успеха, что создает нечто исключительное и новое в истории литературы тюркских народов. Его поэзия – это продолжение канонов и мотивов поэзии предшественников, а поэтика – явление совершенно новое. Так, медитативная лирика, или лирика чувств, данного поэта стал примером нового типа любовной лирики в тюркской литературе.

Анализируя вышеперечисленное, на первый взгляд кажется, что романтика Ш. Бабича слишком «обожествленная», «возвышенная», идеализированная и далекая от реальности. И подобные произведения с возвышенными чувствами больше напоминают оду, чем просто стихи-послания, стихи-обращения (мактубы). «Но уже в самой восторженности описания девушки как бы проглядывается ироническое отношение поэта к образам «небесных гурий», традициям условно-романтической трактовки красавицы, к любительницам высших фраз. Здесь уже нельзя не видеть отказа поэта от увлечения образами каких-то абстрактно-романтических героев, зарождения в его мактубах, вообще и во всем творчестве новых идейно-эстетических тенденций, приведших в дальнейшем к созданию замечательных образцов любовной лирики в различных жанрах, сочетающих в себе романтическое и реалистическое начала». [8, с.122].

1. Бикбаев Р. Шайхзада Бабич. Жизнь и творчество. Литературоведение. Уфа: Китап, 1995. –  304 с.
2. Бикбаев, Р. Т. Б60 Шайхзада Бабич: жизнь и творчество / Р. Т. Бикбаев. - Уфа: Китап, 2020. - 224 с.
3. Весенняя песень: Поэзия. Проза. Перевод с башкирского Г. Шафикова. – Уфа: Китап, 1995 – 304 с.
4. Ожегов, С. И.; Шведова, Н. Ю. (1996): Толковый словарь русского языка. Москва: Азбуковник, 1996. – 928 с.
5. Поэтическое эхо прошлого. Развитие жанровой системы башкирской манифестационно-публицистической и нарративной поэзии. Уфа: Китап, 2004. – 316 с.
6. Словарь литературоведческих терминов. Ред.- С48 сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М.: «Просвещение», 1974. –  509 с.
7. Творческие горизонты Шайхзады Бабича. Г.С. Кунафин. Уфа: Китап, 2015 – 286 с.
8. Поэтическое эхо прошлого. Развитие жанровой системы башкирской манифестационно-публицистической и нарративной поэзии. Уфа: Китап, 2004. – 316 с.