Развитие концептуальной метафоры «Любовь» в современных стихотворениях в прозе

Метафора открывает горизонты восприятия мира, она способна расширить границы языка, сделав его более гибким. В художественных текстах на основе образного ряда воссоздаётся внутренняя жизнь людей. Концептуальная метафора, согласно В.Н. Телии, – это тип метафоры, способный формировать «новые концепции в области обозначения непредметной действительности» [8, с. 193]; способствуя формированию нового значения, она «рассматривается в контексте философских проблем, связанных с изучением процесса вербализации концептуального содержания» [9, с. 170].

В.Н. Телия выделяет три основные сферы проявления концептуальных метафор: эмоции, чувства, деятельность человека (засилие страстей, буря переживаний); явления общественной жизни (рост цен, цепь событий); научная сфера (корень слова, лингвистическое древо, социальная сеть) [8, с. 69].  Концептуальные метафоры способны изобразить и объяснить природу чувств, в определённом смысле помогая читателю через сопереживание лирическому герою ощутить их. Внутреннее состояние человека может быть выражено в художественных текстах посредством метафоры через сопоставление с ощущениями физического мира, о чём говорит Н.Д. Арутюнова: «поскольку внутренний мир человека моделируется по образцу внешнего, материального мира, основным источником психологической лексики является лексика «физическая», используемая во вторичных, метафорических смыслах» [1, с. 387]. Ощущения от воздействия предметов материального мира переносятся на мир внутренних переживаний, рождая такие метафоры, как «холод расставания», «жар любви», «тёплые отношения», «укол самолюбия» и др. Концептуальные метафоры, изображающие любовь как огонь, болезнь или другие физические ощущения, закреплены в языке и художественной культуре в виде живых и стёртых метафор. Концептуальная метафора в одних случаях служит цели вербализации понятий, не имеющих до этого словесного выражения, в том числе через оживление стёртых метафор, в других – в концентрированном виде позволяет выразить систему взглядов. Нацеленность концептуальной метафоры может быть двоякой: концептуальной, с одной стороны, и экспрессивно-оценочной – с другой. 

Концептуальные метафоры закреплены в языке и культуре общества: «Поэтические образы не создаются каждый раз заново, а представляют абстрактную модель или аналогию, но в индивидуальном авторском воплощении. Поэты и писатели используют уже существующие модели, или парадигмы, приспосабливая их к своим художественным целям» [9]. Существующие в языке метафоры закреплены в словарях, например, в «Словаре словообразовательных метафор русского языка» С.Б. Козинеца [2] и «Словаре поэтических образов» Н.В. Павловича [4].

В данной статье приведены примеры из стихотворений классиков: А.С. Пушкина, А.А. Фета, Ф.И. Тютчева и др. – и в современной поэзии в жанре стихотворений в прозе В. Полозковой. Примеры из произведений позволяют проследить, как реализуется абстрактные модели концептуальной метафоры «Любовь» в русской поэзии прошлых столетий и в современной поэзии. Слово «любовь» многозначно: оно может обозначать самые разные привязанности человека: любовь к Родине, к другу, к идее. Речь в данной статье идёт только о романтической любви между мужчиной и женщиной. В словаре Ожегова находим определение: «Глубокое эмоциональное влечение, сильное сердечное чувство» [3]. Анализ произведений показал основные продуктивные метафоры, касающиеся человеческих отношений, которые реализуются в классической и современной поэзии:

• «любовь – огонь»
• «любовь – боль»
• «любовь – потеря свободы»

Любовь – огонь. Любовь в творчестве поэтов – «огонь, пламя, костёр»; человек, охваченный этим чувством, горит, сгорает до тла и др. Обширный ряд синонимов, обозначающих процесс нагрева, может быть применён к абстрактному чувству. Помимо нагревания, метафоры данной группы показывают ослепительную силу огня. Любовь не только согревает или обжигает, но может и ослеплять, мешать действию рассудку, что тоже связано со светом.

Бальмонт говорил о двух типах «огня в крови»: «Светить и греть? Уйди! Могу я только жечь». Любовь может вспыхнуть и испепелить, но может греть всю жизнь. В русской поэзии концептуальная метафора «Любовь – огонь» находит широкое выражение: «Вблизи тебя до этих пор / Я не слыхал в груди огня…» (М.Ю. Лермонтов); «И дни горячие любви / К другому сердце приучили:/Другой огонь они в крови…» (Д.В. Веневитинов); «Светил нам день, будя огонь в крови…» (А.А. Фет); «Когда погаснет пламя страсти…» (Н.А. Некрасов) и др. Любовь может греть и обжигать, причиняя боль, но человек не может не любить. Процесс горения схож с чувствами, которые испытывают лирические герои.

Традиционная метафора «Любовь – огонь» реализуется и в современной поэзии. Лирический герой В. Полозковой чувствует обжигающую силу любви, которая может дарить ему тепло и радость, но способна причинять боль. Неспособность любить выражается через процесс замерзания, а ушедшая любовь – через те не способные более к горению предметы, что остались после пожара (например, угли).

Классическая метафора получила в творчестве современного автора новые репрезентации. У А.А. Фета «оба сердца пышут страстью», у А.С. Пушкина лирический герой восклицает: «Я очарован, я горю…». Современный лирический герой тоже переживает любовь как огонь: «И никто не узнает, как все это шкворчит и вьется внутри, ужом на сковороде» (Колыбельная). Мметафорически употреблённый глагол «шкворчит» указывает на процесс жарки на сковороде; сравнение в форме творительного падежа, реализация фразеологизма «как уж на сковороде» усиливает описание, буквализируется. Образ ужа как живого существа, которое испытывает страдание, усиливает описание любовных переживаний. Любовь описывается через процесс нагревания, а степень любви – через температуру вещества: «как мы попали и какой в груди у нас кипяток» (Прямой репортаж из горячих точек); «любит ту, что погорячей; благополучно забыв про пламень островитянских твоих очей» (Life As It Goes). Лирический герой ищет «жара любви»: «ты поглядишь на меня вот так, и вскипает кожа» (И он говорит ей). Однако, не умея использовать его грамотно, он обжигает предмет страсти, а не согревает его: «все бегут от тебя с ожогами в пол-лица» (Ну вот так и сиди); «вам при нем сразу нужен огнетушитель, дым коромыслом – а он не думает ни о ком» (Для неровного счёта). Опасность «обжечься» традиционна и лирическим героям русской классики: «Сгорая пламенем любви…» (А.С. Пушкин); «Излить огонь страстей своих» (М.Ю. Лермонтов).

Сила любви показана как энергия, способная причинить другим страдания, но она дана, чтобы согревать и освещать: «он сидит, повернувшись в профиль, держит солнце между ресниц» (Поговорить); «Нет, нигде мне так не бывает сладко, так спокойно, так горячо» (Гонево). Лирические герои не бегут от любовных переживаний, они их желают, потому что любовь – это природа человеческой души, о чём говорил ещё А.С. Пушкин: «И сердце вновь горит и любит - оттого, /Что не любить оно не может» (А.С. Пушкин).

Способность любить – это дар, который нужно беречь. Сгорев до тла, огонь уже не способен восстановиться; то же самое происходит, если чувство направлено на самого себя, что порождает эгоизм и холод. Особенностью современного лирического героя становится именно неспособность любить, хотя он ощущает эту потребность. Метафорическая модель «любовь – огонь» включает в себя градацию различных температур, где лёд – это отсутствие чувства или неспособность его испытывать: «каждый носит внутри ледник» (А и все тебе пьется-воется). Неспособность любить изображена через «ледник» в сердце. В случае обжигающего чувства вода нагревалась до кипятка «в груди у нас кипяток», здесь же, наоборот, происходит процесс замерзания. Лед попал в сердце героя Г.Х. Андерсена из «Снежной королевы». В стихотворениях в прозе образ Кая преобразуется в метафору льда в сердце как отсутствия любви: «Когда меркнет свет и приходит край, тебе нужен муж, а не мальчик Кай» (И он говорит ей). Холод ассоциируется и с потерей любимого человека: «и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве, /как в заиндевевшем стекле автобуса, / протереть его рукавом, / говоря о мертвом как о живом». Воспоминания помогают ненадолго отогреть сердце. В последнем случае речь идёт не о неспособности любить, а о потере объекта преданной любви.

Ещё одной особенностью авторской интерпретации данной метафорической модели становится изображение угасшей любви. «Что тебе остается? С полки взять пинцетик; сядь, извлеки эти стеклышки все, осколки, блики, отклики, угольки». Любовь как угасший свет («блики») и сгоревшие до углей предметы («угольки»), оставшиеся от пожара – реализация стёртой метафоры «огонь любви» в традиционном её изображении. В. Полозкова усиливает ощущение боли за счет нагнетания однородных членов предложения. Чувство не может угаснуть бесследно, но, выделив определённое количество тепла, оно исчезает, оставляя то, что гореть уже не может (угли) и то, что не может уже полноценно освещать (блики). У М.Ю. Лермонтова мотив ушедшей любви ассоциируется со смертью: «Видеть смерть мне надо, надо крови, /Чтоб залить огонь в груди моей». Спокойствие может погасить чувство: «Наверно, спокойствие много причинит вреда/Моим мечтам и пламень чувств убьёт» (М.Ю. Лермонтов). Это чувство описывается через метафоры наполненности острыми предметами, горячими веществами, причиняющими страдание, а её отсутствие – это всякого рода пустота: отсутствие предметов (дыра), отсутствие вещества (высосанность), звука (тишина, синонимичная смерти). Лирический герой боится пустоты и готов идти на добровольные страдания, лишь бы не ощущать одиночества. Эта идея выражается в метафорах льда как отсутствия тепла, пустого пространства, отсутствия звуков: «внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро» (Катя); «В брюшине с монету брешь» (Катя); «Смотреть мне в глаза, как в дыру от пули, отверстие для ключа» Любить – значит, отдавать. Если у человека есть огонь, он может им делиться, согревая или даже обжигая другого. Если этого тепла нет, то он становится холоден и пуст: «И на месте сердца узи видит полый куб, и кромешную тишину слышит стетоскоп». (Колыбельная).

Таким образом, классическая концептуальная метафора «Любовь – огонь» продолжает жить в поэзии в наши дни, адаптируясь к современности. Чувство любви показано через нагревание разных видов и свет: «кипяток», «солнце», «ожоги», «огнетушитель», «шкворчит», «вскипает», «горячо». Любовь – это наполненность и существование, жизнь, хотя и болезненна, отсутствие же этого чувства ведёт к пустоте. Неспособность любить или потеря любимого – похолодание до состояния «ледника в сердце»; угасшая любовь – угли, блики.

Любовь – болезнь. Концептуальная метафора «любовь - болезнь» характерна для классической поэзии. Она находит отражение и в современных стихотворениях в прозе, при этом имеет особенности в авторской интерпретации.

Данная метафорическая модель подразумевает определенное течение болезни: заражение, кризис, выздоровление. Чувство обладает характеристиками вируса. Актуализируются семы внешнего воздействия, непроизвольности чувств. Попадая в организм извне, чувство любви может нарушать обычное, «здоровое» состояние, развиваться и захватывать человека. К метафорической модели «любовь – болезнь» относятся такие разновидности, как «любовь – безумие, вирус», «любовь – ранение острыми предметами / ожоги». В последнем случае происходит перекличка со смысловым полем «любовь – огонь».

Метафора реализуется через медицинскую лексику: «Отношения как анамнез, возвращенья – как рецидив». Болезненные ощущения разрушают не только тело, но и убивают внутренне: «всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены» (Прямой репортаж из горячих точек). Ткани в данном случае – метафора эмоциональных переживаний; «поражены» ткани души, тело же может оставаться невредимым. Чувство описано как не поддающееся контролю, наносящее повреждение душе (психике) таким же образом, каким вирус или вещества, опасные для жизни, наносят увечье телу: «он внезапный, мощный, смертельный вирус, лихорадящая пыльца» (Камлать).

Любовные переживания как болезнь тела как болезнь тела осмысливались русскими поэтами-классиками: «Хоть весь в лихорадочном был я огне» (Ап. Григорьев); «Когда кипит и стынет кровь» (Ф.И. Тютчев); «Ох, я дышу ещё болезненно и трудно / Могу дышать, но жить уж не могу» (Ф.И. Тютчев); «И всё, что душно так и больно / Мне давит грудь» (Ап. Григорьев); «И в сердце чувствую такой прилив любви, /Что не могу молчать, не стану, не умею! / Я болен, я влюблён» (А.К. Толстой).

Боль от любви не контролируется человеком; чувство распространяется, как болезнь, подчиняя не только тело, но и рассудок. Как у А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, любовь вызывает «болезнь в душе, расстройство рассудка» лирического героя современных стихотворений в прозе. «Не убивает – пускает корни в височной доле, нервной системе – и муки длит» (Для неровного счёта). Повреждения рассудка, неспособность мыслить рационально – симптомы любовного переживания, ощущаемого как заболевание ума или души, осознавались поэтами прошлых веков: «К чему тебе внимать безумства и страстей/Незанимательную повесть?» (А.С. Пушкин); «Как помешанный, днями брожу» (Ап. Григорьев); «Коль любить, так без рассудку» (А.К. Толстой).

Как и после болезни, после ухода любви могут остаться «осложнения». Несчастная любовь или то, что от неё осталось, изображается как предметы, «застрявшие в человеке», от которых он хочет избавиться, чтобы не страдать: «Что тебе остается? С полки взять пинцетик; сядь, извлеки эти стеклышки все, осколки, блики, отклики, угольки. Разгрызи эту горечь с кофе, до молекулок, до частиц …» – метафора сочетает в себе описание разных граней чувств лирического героя. Развернутая метафора «любовь – болезнь» является текстообразующей, «другие» метафоры данной группы находятся в том же семантическом поле. Сравнение, которое поддерживает образность метафор, сочетает в себе боль от ожога с болью от укола: «этот мальчик в горле сидит как спица, раскаленная докрасна». Таким образом, разные репрезентанты боли, сталкиваясь в одном контексте, подчёркивают остроту переживаний лирического героя: «Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо» (А тебе всё…); «пропорота каждым прищуром» (Робот-плакальщик); «язык стал неповоротлив, тяжел и скуп, словно состоит из железных скоб» (Колыбельная). В последнем примере боль от посторонних предметов сочетается с немотой, невозможностью выплеснуть переживания наружу. Лирический герой стремится избавиться от предметов, приносящих ему страдания. У М.Ю. Лермонтова встречаем мотив «пронзённости» любовью как острым предметом: «Презренья женского кинжал / Меня пронзил, но нет, с тех пор/Я всё любил, я всё страдал» (М.Ю. Лермонтов).

Болезни сознания также включены в метафорическую модель «любовь – болезнь». Отсутствие сознания, сон, смерть – всё, что противопоставлено бодрствованию тела и духа, отражает ощущения влюблённого. ЛПМ «Колыбельная» В. Полозковой основано на отождествлении сна и смерти: сердце засыпает, перестаёт чувствовать, будто бы умирает: «полый куб, кромешная тишина», «У тебя в электрокардиограмме одна сплошная, / Да, разделительная черта». Отсутствие любви равносильно смерти является сюжетообразующей метафорой. Любовь как бессознательное состояние определяется в классической поэзии: «Расстройство мозга иль виденье сна. /Я не могу любовь определить» (М.Ю. Лермонтов). Это состояние, как и время во сне, проходит бесследно. Ф.И. Тютчев: «Любовь есть сон, а сон — одно мгновенье, / И рано ль, поздно ль пробужденье, / А должен наконец проснуться человек». Несмотря на боль и опасность, которую причиняет любовь, лирические герои ищут этого чувства и погружаются в него, зная о последствиях. Угасшие чувства тоже уподобляются у В. Полозковой смерти: «Там уже их целая резервация, этих мальчиков без души» (Робот-плакальщик); «у тебя под сердцем любовный склеп там, весь гарнизон там, и все так счастливы не с тобой» (Выговор с занесением в личное дело). Будучи ещё живыми, для ЛГ они умерли вместе со смертью любви. Таким образом, состояние любви может быть описано через смерть так же, как и состояние отсутствия этого чувства. Лирический герой обречён искать любви и страдать от неё, теряя рассудок.

Другой способ метафорического изображения последствий несчастной любви – это шрамы, которые остаются на душе человека таким же образом, как шрамы на теле. В данном случае речь идёт не о боли, а о шрамах, которые остаются после, как следы-напоминания о давно ушедшем. При этом особенностью данной метафоры становится добровольное согласие и даже желание человека «получить шрам»: «Мой друг скарификатор рисует на людях шрамами, обучает их мастерству добровольной боли». Птица из шрамов на коже призвана заглушить душевную боль; кровавые раны в душе должны перейти в шрамы на коже и стать силой.

Скарификация – это вид «украшения тела» шрамами разной формы, также называемое шрамирование. Это услуга, за которую люди готовы платить. Шрамы остаются на душе человека таким же образом, как на теле. Человек не только обращается за подобной услугой, но и «гордится» своими шрамами, специально указывает на них: «Страдать и считать, что мир – это дрянная шутка Архитектора Матрицы, тыкать в свои шрамы как в ордена» (Надо жить у моря). Раны, нанесённые любовными страданиями, превращаются в шрамы. «Тыкать в свои шрамы» – высказывание, содержащее иронию. Любовь приносит страдания, ранит. Лирические герои не только В. Полозковой, но и поэтов-классиков испытывают тягу к страданиям, которые становятся для них наслаждением: «Мне сладок будет час и муки роковой; / Я от любви теперь увяну» (К.Н. Батюшков); «Мне дорого любви моей мученье /Пускай умру, но пусть умру любя!» (А.С. Пушкин) «Хочу любить, и небеса молю /О новых муках» (М.Ю. Лермонтов), «Я знал сердечные порывы, /Я был их жертвой, я страдал / И на страданья не роптал» (Д.В. Веневитинов); «И я, исполненный мучительного счастья» (А.К. Толстой).

Любовь – тюрьма; одиночество – пустота. Концептуальная метафора «любовь – тюрьма, плен» может получать как позитивную, так и негативную окраску в зависимости от контекста. Лирический герой чувствует острую потребность в том, чтобы быть рядом с кем-то; он боится одиночества, которое реализуется в метафорах пустоты и смерти. Как и в случае с «болезнью любви», страдания могут быть добровольны и желанны.

У А.С. Пушкина встречаем концептуальную метафору «любовь – тюрьма»: «Свободу потеряв на век, / Неволю сердцем обожаю»; «Но полно! в жертву им свободы / Мечтатель уж не принесёт». Лирический герой М.Ю. Лермонтова замечает, что «полноценной воли» – синонима счастья после угасания любви – больше уже не будет: «Прости! — твоё сердце на воле, / Но счастья не сыщет в другом». Раз полюбив, человек теряет свободу: «Стократ блажен // Кому неведом грустный плен» (А.С. Пушкин).

Чувство любви подчиняет человека и физически, и психически; дух и тело находятся в зависимости от чувств, которые испытывает лирический герой. Лирический герой М.Ю. Лермонтова ощущает чувство любви как скованность, потерю свободы, а себя как узника: «Прикована ты вновь / К душе печальной»; «цепь моя несокрушима»; «Порабощён мой дух и скован, как цепями». Ап. Григорьев говорит о чувстве как о ловушке: «А между тем, как зверь, попавший в сети, /Я тщетно злюсь на крепость уз своих». То же и у Н.А. Некрасова: «Ну, кому же расставишь ты сети?». Данная метафора показывает, что попадают в «сети любви» невольно, но выбраться нет никакой возможности. А.А. Фет использует эпитеты «отрадной и жестокой», которые усиливают выразительность метафоры «старый яд цепей»: «И старый яд цепей, отрадной и жестокой, / Ещё горит в моей крови». Лирический герой А.А. Фета остро ощущает любовь как потерю свободы: «Перед тобой с коленопреклоненьем/Стою, пленён волшебною игрой»; «И, как раб, твой каждый взор ловлю»; «Я тот же преданный, я раб твоей любви».

Лирический герой В. Полозковой, полюбив, ощущает потерю свободы, лишается собственной воли, теряет контроль над своими действиями: «И с тех пор я бледный безумный спамер, рифмоплетствующая взвесь, одержимый заяц, любой эпитет про лисицу и виноград» (Гонево); «Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим» (Катя). Однако вместе с тем он просит остановить момент: «Все, поставь на паузу, Мефистофель. Пусть вот так и будет в моем мирке?» Лирический герой видит выход из «тюрьмы любви» в смерти: «Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва» (А тебе всё…); это не физическая смерть, но смерть отношений. В данном случае расставание – это смерть. Зная, какую боль приносит любовь, человек всё равно снова и снова добровольно выбирает несвободу: «днем эта книга, на вечер – та, и все надеешься просветлиться, да не выходит же ни черта – все смотришь в лица, в кого б залиться, сорваться, голову очертя» (Life As It Goes). Привычные занятия не помогают преодолеть желание любить.

Человек боится одиночества и будущего: «Через семь лет смрада и кабака я умру в лысеющего быка, в эти ляжки, пошлости и бока, поучать и охать». Плен любви как спасения от одиночества становится желанным. Однако попав в эту «клетку», лирический герой обрекает себя на постоянную потерю свободы. Потребность в том, чтобы проходить путь жизни не одному, реализуется у В. Полозковой в ироничной метафоре «клетки»-небольшого замкнутого пространства: «С чего мне начать, ответь, — я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, только не бросай меня одного взрослеть…» (Вечерняя). «Клеть» — уничижительное название квартиры / жилья. После завершения романа свобода не возвращается в полной мере. Лирический герой обдумывает свое положение: «теперь вот меряй шагами клетку своих раздумий, как крупный скот» (Life As It Goes). Человек находится в «тюрьме своей головы», куда загоняет себя добровольно.

Заключение. Проведённый анализ показал, что концептуальные метафоры «любви», выделенные на материале стихотворений русских поэтов-классиков и современных лирических прозаических миниатюр В. Полозковой, продолжая жить в современных художественных текстах, сохраняют традиционную семантику. Концептуальные метафоры «любовь – боль», «любовь – огонь» и «любовь – тюрьма» прочно закреплены в русской культуре, а художественные тексты являются отражением классического понимания любви. Действительно, поэтические образы представляют собой абстрактную модель, преломляясь через призму времени и авторского мировосприятия. В процессе анализа удалось выделить три устоявшиеся концептуальные метафоры «любви». Во-первых, метафорическая модель «любовь – огонь, свет» по-прежнему близка лирическому герою современности, находящемуся в поисках этого огня и страдающего от его отсутствия. Человек обжигается и чувствует муки от ожогов. Лирический герой осознаёт, что огонь – дар, который призван согревать, но при неосторожном обращении может погубить. Во-вторых, любовь как в стихотворениях классиков, так и в современных текстах имеет симптомы схожие с болезнью и может причинять страдание. Однако и здесь лирический герой предпочитает муки любви одиночеству, ассоциирующемуся с пустотой. Наконец, лирический герой русской поэзии согласен добровольно попасть в «тюрьму любви», видя в этом смысл и утешение. Таким образом, классическая концептуальная метафора «любовь» реализуется в современной русской поэзии. Согласуясь с обстоятельствами времени, данная метафорическая модель получает новую авторскую интерпретацию.

1. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека (изд. 2-е, исправленное).
   – М: Языки русской культуры, 1999.- 896 с.
2. Козинец С.Б. Словарь словообразовательных метафор русского языка.
   Саратов: Саратовский источник, 2011. – 284 с.
3. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. — 4-е изд., М., 1997. — 944 с.
4. Ортега-и-Гассет Х. Две великие метафоры / Хосе Ортега-и-Гассет; пер. с исп. Н. Д. Арутюновой // Теория метафоры / вступ. ст., сост. Н.Д. Ар­утюновой; пер. под ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. – М., 1990.
5. Павлович Н. В. Словарь поэтических образов: На материале русской художественной литературы XVIII-XX вв.: В 2 т. М., 1999.
6. Розенталь Д. Э. Теленкова Е А. Словарь-справочник лингвистических терминов. 3-е изд., испр. и доп. - Е: Просвещение, 1985. -399с.: 175 c.
7. Телия В.Н. Концептуальная метафора, // Метафора в языке и тексте. - И., 1938. - С.65-77.
8. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и языковая картина мира. – М.: Наука, 1988. – С. 173-204.
9. Телия В.Н. Послесловие // Метафора в языке и тексте. – М.: Наука, 1988. – С. 170-172.
10.  Шахбаз С. Концептуальные метафоры в английской и русской поэзии: сопоставительный аспект // Вестник РГГУ. Серия: Литературоведение. Языкознание. Культурология. 2010. №2 (45).