Качество и Пустота, четвёртая парадигма

Ранее в статье  «Философия гештальт-качества, четыре парадигмы» [1] автором с позиции экзистенциализма были рассмотрены категория, концепт и гештальт качества в парадигмах премодерна, модерна, постмодерна и пАстмодерна.  Последний был лишь схематично обозначен, а теперь рассмотрим вопрос подробней.

Пастмодерн («паст» от англ. pust – пустота), это парадигма, черты которой сегодня только лишь намечаются. Если в отношении взглядов на «качество» в премодерне, модерне и постмодерне  было всё относительно ясно (в том числе бихевиоральным и гештальт-качеством), то в четвёртой парадигме можно усмотреть некоторые черты «шуньяты» (санскр. пустоты).  Пустоту, лишенную материи, некоторые философы видят как «чистую протяжённость», а индийский философ ХХ века Бха­га­ва­н Шри Радж­ни­ш,  широко известный под именем Ошо («ошо» – «океаническое сознание», санскр.), «чистую пустоту» обозначает как Ничто. Это важно, для понимания рекурсии фигуры и фона в гештальте качества в пастмодерне (таблице 1). В данной таблице в предельно сжатой форме отражены изменения взглядов на качество в различных парадигмах/исторических гештальтах.

Таблица 1

Гештальты качества в различных парадигмах

*Шу (шуньята, санскр.) – пустота

Временные рамки в таблице жестко не задавались, ибо отдельные общества и даже отдельные субъекты находятся на разных стадиях видения научных проблем, в том числе в отношении понимания качества, как бытия, которое определено (в призме «Науки логики» Гегеля). Кто-то в своих взглядах опередил своё время, а другие смотрят на прогресс в рамках традиции.

В последней колонке таблицы 1 отражён результат рекурсии гештальта (рекурсия – способность фигуры и фона меняться местами): Ничто, бывшее до того фоном гештальт-качества в парадигме постмодерна, в пастмодерне выходит на место главной фигуры и становится «шуньятой» (пустотой). Аналогичная трансформация гештальта произошла и раньше в парадигме модерна, когда «пониженное бытие – качество», выделенное  Аристотелем [2, с.164] в премодерне (см. первую колонку таблицы 1), в следующей парадигме (вторая колонка таблицы 1) вышло на авансцену в облике «би-качества».   Для того, чтобы понять, почему такое происходит, рассмотрим сущность парадигм и гештальтов.

Научные парадигмы премодерна, модерна и постмодерна подробно рассмотрены нашим соотечественником известным философом А.Г.Дугиным [3], автором концепций многополярного мира и евразийства.

Окидывая взором жизненный мир человека XXI века, мы обнаруживаем разительные метаморфозы на фоне  устоявшихся, казалось бы, традиций в науке и культуре XX-го века, (в том числе и подходов к описанию качества). А.Г.Дугин в своих работах обозначает  их как смену парадигм. Парадигма в его видении – это «…в самом широком смысле,  исходный образец, матрица, которая выступает не прямо, но через свои проявления, предопределяя их структуру. Парадигма - это не проявленная сама по себе и не поддающаяся прямой рефлексии структурирующая реальность, которая, всегда оставаясь за кадром, устанавливает основные, фундаментальные пропорции человеческого мышления и бытия». [3, с.36]. 

Философ в тексте «Постфилософии» несколько раз отмечает, что в парадигмах нет разделения на субъект и объект, их однородность и полную автономность друг от друга. То есть парадигмы не включают в себя содержание  предшествующих парадигм. Он даже сравнивает состояние внутри парадигм с хаосом, очевидно желая таким образом подчеркнуть их  внутреннюю гомогенность…

Что-то подобное парадигмам можно усмотреть в исторических гештальтах (нем. Gestalt — форма, образ, структура) Освальда Шпенглера. Он в книге «Закат Европы. Гештальт и действительность» [4, с.3,134] этим термином обозначил  длительные отрезки времени, периоды развития, эпохи с характерными признаками,  общими для всех участников  исторического процесса. По семантическому наполнению исторические гештальты относительно близки к парадигмам в широком эпистемологическом видении А.Г.Дугина. Однако в отличие от них, шпенглеровские гештальты в большей или меньшей степени наследуют признаки предшественников, это есть и при исторической представлений о качестве. Поэтому в статье подход О.Шпенглера тоже использован, что отражено в таблице 1 в виде комплексного обозначения выделенных этапов в форме «парадигма/исторический гештальт».

Надо отметить, что гештальтный подход важен  и эффективен не только  для описания исторических эпох и научных парадигм в целом. Ведь в его оптике и сама категория/концепт «качество» открывается новыми, порой неожиданными, гранями. В гештальте качества и некогда «неуловимые» истины бытия обретают более доступную для восприятия и осмысления форму за счёт эйдетической, образной составляющей. Ранее в концепции операционализма Бриджмена и в гипотезе операционального разума Пиаже, в науке предварительно уже наметилось гештальтное видение. Но сейчас, имея в руках непосредственно этот инструмент, мы в перспективе можем вплотную подойти к качеству через фреймовую семантику и когнитивистику.

В предыдущей статье [1] были перечислены важные для описания качества свойства гештальтов: образность, наличие фигуры и фона, их рекурсивность, иерархичность, транспозитивность (способность сохранять образ целого после утраты или замены его частей) индексичность (способность занять главенствующее положение в гештальте) и сходство гештальта с процессом, отмеченное Дж.Лакроффом [5]), указывающее на темпоральность. Эта дополнительный параметр  открывает  возможность ещё  шире взглянуть на проблемы качества.

В монографии автора «Би-Качество. Стандарт менеджмента, управление изменениями» [6] есть множество контекстных диаграмм, моделирующих   процессы производства. Одна из них показана на рис.1. Логика предыдущих рассуждений нам подсказывает, что они и являются описаниями/формулами качества, порождающими его образ (гештальт). Довольно сложный образ, но и понятие «бытие», лежащее в фундаменте «качества», – тоже ведь не очень-то открыто для «схватывания», скорее наоборот. 

Рис.1. Модель качества проектной организации в нотации IDEF0 [6]

Четвёртую парадигму, следующую за постмодерном, исследователи пытались нащупать и ранее, ибо считали парадигму постомодерна «слабой» и  даже констатировали её «смерть» в 2002 году [7, с.11].   

А.Г.Дугин назвал постмодерн «подмигивающим». И действительно в постмодерне процветали шутовство, эпатаж и экстравагантность. С таким багажом, трудно что-либо внести в научный прогресс и культуру, но создаётся впечатление, что и сегодня от постмодерна (если он даже «закончился») остались рудименты. Например, отдельными государствами   до сих пор правят люди, склонные к шутовству, страдающие деменцией, или малообразованные, откровенно глупые и некомпетентные.

Четвёртую парадигму пытались представить как пост-пост-модерн, однако нагромождение префиксов ничего не дало. Гегель, например, подобные «рефрены» считал игрой разума и называл «дурной бесконечностью».   В научном обороте периодически возникают и другие варианты названия четвёртой парадигмы, например, «метамодерн». Однако авторы одноименной монографии [7] понимают его как среднее между модерном и постмодерном, а не следующую парадигму. Примечательно, что в ней приводятся слова Адриана Сёрла: «…постмодернизм мертв, но на его место пришло нечто другое, неизмеримо более странное. Таким образом, возникает необходимость в новом языке, способном облечь в слова эту реальность, более странную, и ее еще более странный культурный ландшафт» [7, с.44].  Это «более странное» мы действительно наблюдаем сегодня в виде дегуманизации, радикализации, дезонтологизация и «стирания» индивидуальности в западном обществе (расчеловечивание).  Некоторые наши эксперты долгое время видели последнее лишь в контексте деструктивных попыток Запада применить его к русскому миру, пока однозначно не стало ясно, что расчеловечивание в первую очередь они начали с себя. Это технология – конструирование существа из множества сросшихся особей – «крысиного короля», обладающего хищными злобными повадками, не обременённого какими-либо моральными ограничениями. А чего стоят гендерные и этические перверсии, и финансирование войны из европейского фонда мира?  – Это и есть упомянутые выше «глобальные странности».

Когда мы говорим о Ничто в четвёртой парадигме, надо помнить, что в классическом представлении в премодерне качество было неразрывно связано с носителем – вещью, материей.

Считалось, что без носителя качества не существует, это утверждали еще в древности 2-3 тысячи лет тому назад индусские философы. То есть не может быть «качества качества», утверждали они. Аристотель же считал качество «пониженным бытием» – синтезом бытия и небытия. А небытие философы понимают как Ничто или Пустота, при определённых обстоятельствах.   В.П.Визгин, исследователь квалитативизма Аристотеля, написал по этому поводу следующее: «…Но каково же это бытие качества, в чём Аристотель видит специфику этого особого «пониженного» бытия?  Специфика его состоит в том, что его бытие подобно бытию движения – Аристотель здесь рассматривает их совместно. Но движение, как мы знаем, есть «синтез» бытия и небытия («становление»). Движение – не сущность, а состояние сущности, одна из её возможных характеристик (по Аристотелю сущность может и покоиться. Таким образом, мы можем сказать, что качества – это возможные значения бытия сущностей или просто сущностей» [2, с.164].

Однако в модерне и постмодерне, после «лингвистического поворота» в онтологии, качество на время  обрело черты сущности, за счёт субстантивации глаголов и прилагательных в языковой картине мира. Когда   аристотелевское «пониженное бытие» (качество) и  вопросы качества жизни стали главными  фигурами в обществе потребления.  На излёте постмодерна   словесная картина мира стала тускнеть, имена вещей, поля их значений  стали размываться, что повлекло глобальные последствия – человек в итоге тоже «потускнел», «выцвел». Вспомним, например, последний роман известного японского писателя Харуки Мураками «Бесцветный Цукуро Тадзаки и годы его странствий». В романе прослежены токийские перипетии литературного героя, прибывшего из провинции. Автор художественными средствами показывает, что человек, оторванный от своих корней, теряется в этой жизни... Этому можно найти объяснения, если обратиться к лакановской модели субъекта.

В постмодерне Жак Лакан, известный ученик и последователь З.Фрейда,  и другие философы постструктуралисты  понимали человека как текст или дискурс, поэтому можно сделать вывод, что ущербность текста  неизбежно приведёт к ущербности самого индивида – к потере его субъектности.  Например, Косилова Е.В. [8, с.117] пишет об этом следующее: «Согласно мысли Лакана, субъекта как такового вообще нет, есть две вещи: язык (он называет его цепью или сокровищницей означающих) и желание, безобъектное и бессмысленное. Это как бы два вектора, которые могут пересекаться, и в точке их пересечения желание обретает объект: данное означающее. Лакан не проводит резкого различия между сознательным и бессознательным, как то было у Фрейда… Сознательное человека отчасти может подчинить язык принципу реальности... В бессознательном язык полностью господствует, ничему не подчиняется и говорит только то, что считает нужным сам. Лакан вводит нечто вроде языковой причинности, называя ее термином «дискурс». Дискурс у Лакана – это, можно считать, совокупность законов, по которым слова связаны друг с другом, одни тянут за собой другие. Психоз Лакан  трактует как утрату сознательной власти над языком и попадание в полную зависимость от языковой стихии».

Отметим, что языковая модель субъекта у Жака Лакана не лишена смысла, поскольку язык возник как минимум для двоих, для их коммуникации, и второй элемент в системе лакановского субъекта – латентное желание – вполне органично вписывается в модель, ведь его сущность – непреодолимой тяге нравиться Другому, в желании его любви. Оно возникает потому, что человек сразу же после рождения, обучаясь, «зеркалит» навыки и поведение тех, кто рядом, ища их одобрения (согласно Ж.Лакану), и таким путём вписывается в общество, формирует собственную субъектность. Если вернуться к определению качества, как способности удовлетворять потребности (желания), и провести параллели с лакановской моделью субъекта, включающей  «желание», то можно придти к выводу, что качество изначально вписано в структуру социального субъекта…

Таким образом, за счёт размывания языковой картины мира, в постмодерне в фоне гештальта качества появляется Ничто (Пустота), а в пастмодерне оно становится главной фигурой, шуньятой, шу-качеством (см. 3 и 4 колонки табл.1). Это логично во всех отношениях, ведь бытие (качество) индийскими философами с давних времён рассматривалось как некая оболочка полевой структуры, свойство, понимаемое как Пустота (шуньята), наполняемое смыслом при взаимодействии с другими вещами. Они видят её как «неопределимую, не поддающаяся описанию реальную природу вещей, называемую шуньята – пустота. Вещи кажутся существующими, но когда мы пытаемся представить реальную природу их бытия, наш ум попадает в тупик. Вещи не могут быть названы реальными или нереальными; они не могут быть определены как реальные и в то же время нереальные, а также их нельзя считать ни реальными, ни нереальными. Из вышеприведенных аргументов видно, что о неописуемой природе вещей мы судим на основании факта зависимости их бытия от других вещей или условий» [9, с.131, 132]. Но система свойств вещи – это качество и в современном представлении, это качество, которое проявляется при взаимодействии с другими вещами. Индусы не располагали инструментами для квалитологических исследований свойств вещей, поэтому для их описания использовали слова, которые без денотата были относительно «пусты». 

Надо отметить, что и суждения Мартина Хайдеггера на этот счёт удивительным образом пересекаются с взглядами древних: «Если держаться исключительно лексического значения «есть» и «бытия», то даже это лексическое значение при всей его максимальной пустоте и неопределенности должно все-таки обладать тем родом однозначности, который сам от себя допускает разветвление в многозначность. Знаменитое «общее» значение «бытия» – все-таки не предметообразная пустота гигантского контейнера… (прим. автора: здесь и далее курсив мой), в который могут провалиться все мыслимые видоизменения. К этому представлению уводит все-таки давно привычный образ мысли, который мыслит «бытие» как наиболее общее определение всего и потому может допустить многообразное лишь как такое, которое заполняет эту обширнейшую и пустейшую оболочку самого общего понятия. Вместо этого будем держаться чего-то другого. «Бытие» и «есть» одновременно  мыслятся нами в какой-то своеобразной неопределенности и в полноте. Это двоякое лицо «бытия», возможно, скорее наведет нас на след его существа, во всяком случае, удержит от того, чтобы стремиться объяснить дешевейшим из всех мыслительных средств, абстракцией, существеннейшее из всего, что подлежит мысли и опыту. Но мы должны вместе с тем дать увидеть это двоякое лицо бытия» [10, с.273].

Мы пока не будем подробно судить о культурном или социальном  смыслах четвертой парадигмы, но отметим, что с самого начала (с премодерна) в отношении видения качества на каждом новом уровне  наблюдаются  итерации и частичная преемственность. Однако раньше для описания бытия (качества) просто-напросто не хватало слов, а сейчас они в лексиконе присутствуют в избытке, но «потускнели» и в значительной степени утратили смысл. В результате чего бытие (качество) стало меньше просвечивать через язык. Сегодня в описании качества более действенны алгоритмы его создания (получения) и его идеографические образы   –  гештальты качества.

Для понимания картины мира в грядущей парадигме – в пастмодерне, обратимся к таблице 2, в которой представлены контексты  в отношении эпохальных фигур (Бог, Человек, Ничто, Бытие).

Таблица 2

Контексты гештальтов качества в четырёх парадигмах в отношении эпохальных фигур

* Известный современный французский философ Конт-Спонвиль А. в «Философском словаре» так характеризует человека и его бытие в статье DASEIN: "В немецком разговорном языке это слово означает "существование". В философском контексте, обеспечившем ему международное употребление, оно переводится по-разному: как "существование" (в частности у Канта), как "наличное бытие" (в частности, у Гегеля) и как "человеческая реальность" (у Хайдеггера…). В последнем значении Dasein – это наше бытие, рассматриваемое  не в антропологическом или психологическом, а экзистенциальном измерении (как  бытие-в-мире-для-смерти). Это то, для чего бытие предстаёт как нечто существующее, то, что имеет быть. Можно ли сказать, что это человек? Да, если угодно. Но это человек, рассматриваемый, не как субъект или некий внутренний мир, а как некое «окно», открытость (бытия и для бытия). По указанию самого Хайдеггера многие новейшие переводчики переводить это понятие как «бытие-здесь» (человек – это «здесь» бытие, это то самое окно, ради которого и через которое есть бытие), а потом вообще отказались от перевода и стали оставлять в текстах немецкий термин»  [11, с.137].

Грядущая четвёртая парадигма может развиваться в нескольких направлениях, потому что сама Пустота на самом деле занаполнена потенциями. Например, если Ничто окончательно победит, то главное место в гештальте качества займёт неживая материя в форме кремниевого сверхразума – искусственного интеллекта ИИ. Такой вариант потенциально возможен, потому что и материя преимущественно состоит из пустоты. К примеру, в атоме водорода,  диаметр орбиты электрона (фактически диаметр атома) в сто тысяч раз меньше его ядра (протона). То есть атом более чем на 99 % пуст… Такая же картина и с другими атомами. Кроме того  можно заметить, что технический прогресс сегодня идёт именно по пути развития ИИ. Тогда искусственный интеллект займётся встраиванием качества в нашу жизнь (см. четвёртую колонку табл.1),  Ничто проникнет в души людей и это может плохо сказаться на их психическом здоровье. Например, французский психоаналитик и философ Мишель Фуко напрямую увязывает отсутствие бытия (Ничто) с безумием: «Безумие в классическую эпоху перестало быть знаком потустороннего мира и превратилось в парадокс проявления небытия…» [13, с.256]. Он указывает так же, что «наибольшую пустоту бытия» обеспечивает неразумие» [там же, с.250].  А наша соотечественница, доктор философских наук Власова О.А., известная монографиями в области экзистенциально-феноменологической психиатрии и экзистенциальной философии, обобщила богатый зарубежный опыт в этих областях (работы Р.Лэйнга, Л.Бигсвангера, М.Босса и др.) и считает, что их «теории и концепции дали возможность самой философии заглянуть за грань бытия: проникнуть в мир, всегда считавшийся пространством господства безумия и небытия… Психиатры увидели в философских работах, касающихся сферы небытия знакомые и столь частые для психиатрии картины: утрату ориентиров существования, отчаяние, ужас, исчезновение почвы под ногами, потерянность, отчуждение от мира... В патологии это состояние небытия возникает вследствие изменения пространственно-временного порядка существования, исчезновения пространственно-временной разметки бытия человека. В результате таких трансформаций на арену и выходит Ничто» [12, с.75, 76].   

Надо отметить, что психическое неблагополучие  наши исследователи отмечали в обществе на границе ХХ-ХХI в.в. на фоне кардинальных перемен. Например, российский психиатр Узлов Н.Д. указывает на «шизофренизацию массового сознания», отмечая, однако, что шизоидов  (пограничное состояние) гораздо больше истинных больных. В монографии [14] он указывает: «Говорят также о социальной шизофрении как болезни общества, выделяя в качестве основных диагностических критериев нарушение коммуникативной составляющей в социальном взаимодействии (идеология, политика, власть, религия, культура, СМИ и народ); проявления социального отчуждения в различных его формах; парализация воли народа и создание у людей системы потребностей, несовместимых с жизнью страны; появление грубых семиотических нарушений (разрушение, подмена или деформация универсальных культурно-исторических символов)… Философский словарь определяет «шизофренизацию» как «приобретение интеллектом свойств, характерных для больных шизофренией: образности мышления, преимущественно ассоциативного мышления, иррационального мышления, догматического мышления, мозаичного мышления, расщепленного и т.п.» [14, с.6-8].

Философ, политолог С.Кургинян недавно в интервью на радио «Звезда» заявил, что определённые круги на Западе пытаются ликвидировать человека как вид. Из этого можно сделать вывод, что упомянутая шизофренизация – это не стихийный процесс, он кем-то управляется. Можно даже отметить, что в последние годы этот процесс усложнился и «обогатился» более изощрёнными методами, такими как хаотизация общества и конструирование на этой базе ложной «коллективной субъектности», не имеющей каких-либо этические ценностей, типа «крысиного короля».  Хаотизация отчасти возникает на базе потоков ложной информации и постправды, которые буквально поглощают здравый смысл (т.н. «информационное поглощение») и захлестывают мораль.

То есть в четвёртоё парадигме, если ничего не предпринимать в отношении душевного здоровья, обществу грозит небытие – «неразумие».

Но альтернативные варианты с положительной динамикой всё же есть.

Во-первых, даже безумие не всегда заканчивается небытием. Преодоление подобных проблем  для некоторых заканчивается метанойей – возрождением и духовным ростом, О.В.Власова и некоторые другие философы указывают на такую возможность, когда обретается состояние просветления («будда, буддовость» в четвёртой колонка таблицы 2). А даосская Пустота сродни Полноте. Это особое состояние, родственное отсутствию желаний в буддизме. Исходя из этого, и если следовать логике наших рассуждений в отношении качества, выходит, что Пустота/Полнота – это «Абсолютное качество», которым может обладать только Бог или просветлённые. Абсолют – это одна из ипостасей Бога.

Во-вторых, конструирование коллективного социального субъекта не должно идти в негативном направлении, этому возможно и нужно противостоять путём просвещения, прививания с детства этических норм, поддержания психического здоровья в обществе и выставления надёжных, в том числе законодательных, заслонов деструктивному влиянию, откуда бы оно не пришло.  

В третьих,   выше по тексту мы пришли к выводу, опираясь на лакановскую модель субъекта, что качество входит в его структуру по причине формирования детской субъектности при копировании поведения Других. Когда ребёнок постоянно сверяется с окружающими, ища их одобрения, желает их любви. И получается, Ильин И.А. русский философ абсолютно верно утверждал, что спасение именно в качестве [15]. В его время (революция, белая эмиграция), эти  суждения можно было расценить как примитивный утилитаризм, но сегодня с высоты пройденных лет мы смотрим гораздо глубже.  Именно качество через любовь к Другим (этот путь  прослежен в данной статье), выводит нас к высшей духовности – к «общему делу» русского философа-космиста Н.Ф.Фёдорова  [16] и к «точке Омега» французского религиозного философа Пьера Тейяра де Шардена. Она, по его мнению, фокусирует в себе разум всего человечества и божественную любовь   [17].

Таким образом, качество как «общее дело», действительно может всех нас объединить в грядущей четвёртой парадигме и вывести на новый духовный уровень. Ильин И.А. на этот счёт написал в 1928 году [15, с.6] и мы закончим его замечательными словами данную статью: «Дорогу честности! Дорогу знанию и таланту! Дорогу русскому гению! Качество необходимо России: верные, волевые, знающие и даровитые люди; крепкая и гибкая организация; напряженный и добросовестный труд; выработанный первосортный продукт; высокий уровень жизни. Новая, качественная эпоха нужна нашей Родине, эпоха, которая довершила бы все упущенное за время перегруженности и беспечности, которая исцелила бы, зарастила бы все язвы революционного времени. Эта эпоха близится и настанет, в том порукою — природная даровитость и духовная гениальность русского народа. И ныне верить в русское национальное возрождение - значит верить в грядущую победу качества, в победу верности над предательством, знания над невежеством, труда над хищением, воли над страстью, верить в победу божественных сил человека над сатанинскими...».

1. Федотов Г.П. Философия гештальт-качества, четыре парадигмы //ж.Научные высказывания, 2023. №7(31). С.55-62.
2. Визгин В.П.  Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. 2-е издание. – М.; СПб: Центр гуманитарных инициатив, 2016. – 416с.     
3. Дугин А.Г. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. – М.: Евразийское Движение, 2009. – 744с.
4. Шпенглер О. Закат Европы. Т.1 «Гештальт и действительность». – М.: Мысль, 1998. – 663с.
5. George Lakroff, Linguist gestalts. “Pages from th Thrleenth Regional Meeting Chicago Linguitic Society”, 13, Chicago (переводчик не указан), 1977.
6. Федотов Г.П., Безменова О.Г. Би-Качество. Стандарт менеджмента, управление изменениями. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. – 97с.
7. Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после подмодернизма / Р. Ванн Аккер: [пер. с англ. В.М.Липки, вступит. ст. А.В.Павлова]. – М.: РИПОЛ классик, 2020. – 486с.
8. Косилова Е.В. Парадигмы субъектности в топике Центр–Периферия // Вопросы философии. 2019. № 10. С. 110–121
9. Чаттерджи С.,  Датта Д. Введение в индийскую философию. М.: ИЛ, 1955. – 380с.
10. Хайдеггер  М. Ницше и пустота. – М.: Алгоритм, 2018. – 288 с.
11. Конт-Спонвиль А. Философский словарь / пер. с фр. Е.В.Головиной/. – М.: Этерна, 2012. – 752с.
12. Власова О.А. Опыт безумия и ничтожения бытия: от экзистенциальной философии к экзистенциально-феноменологической психиатрии // Вестник ЛенГУ им. А.С.Пушкина. Сер. Философия. 2008. №3 (14). С.74-83.
13. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – СПб.: Университетская книга, 1997. – 574 с.
14. Узлов Н.Д. Шизофрения как клинический и культурный феномен: к проблеме шизофренизации массового сознания. – Пермь: ПГУ, 2009. – 366 с.
15. Ильин И.А. Спасение в качестве // Журнал "Русский колокол", 1928. № 4.  С.3-7.
16. Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4-х тт. Том I. – М.: Издательская группа «Прогресс», 1995. – 518 с.
17. Шушаков Е.С. Концепция творения мира и эсхатологические представления в творчестве П.Тейяра де Шардена // Вестн. Моск. У-та. Сер. 7. Философия. 2018. №3. С. 100-112.