Языковой "инструментарий" романа "Кысь" как способ выражения авторской интенции

«Кысь» – роман-антиутопия, выполненный в жанре постмодернистской прозы. В основе сюжета лежит фантастический приём: Москва после ядерной войны, где живёт небольшое поселеньице: «Прежние», родившиеся до войны, «Перерожденцы»: то ли мутанты, то ли вообще нелюди, и, наконец, вновь народившиеся люди с небольшими мутациями. Так, роман «Кысь» определяется как авторская метафора «общество, находящееся на примитивном интеллектуальном уровне»: в результате ядерного взрыва повредились культура и сам язык, пропала грамотность, все слова с абстрактным значением и иноязычного происхождения искажены. Таким образом, речь персонажей носит разговорно-просторечный характер и часто переплетается с нелитературными разновидностями национального русского языка (жаргонная лексика, вульгаризмы, сленг и т.д.).

В процессе анализа была составлена классификация основных и наиболее часто встречающихся языковых явлений на трех уровнях языка: фонетико-фонологическом, словообразовательном и лексическом, и в таких его разделах, как: лексика, фонетика, орфография и словообразование.

Так, на фонетическом уровне были обнаружены следующие трансформации: использование просторечий в литературной речи (40,4 %) – «тыща», «даден», «щас», «чо», «тута»: «Сосед человеку даден, чтоб сердце ему тяжелить, разум мутить, нрав распалять» [2, с. 29]; нарушение орфоэпической нормы, связанное с заменой одних звуков другими (38,5%): «шадевры», «могозин», «должон», «тульпан»; аканье –  «Ты меня пальцем тронуть не смеешь! У меня ОНЕВЕРСТЕЦКОЕ АБРАЗАВАНИЕ!» [2, с. 16]; «псевдооканье» – «Придешь, говорит, в МОГОЗИН, – берешь что хочешь, а не понравится, – и нос воротишь» [2, с. 14]; стяжение звуков в суффиксе слова в разговорной речи (11,5%) – «Клоп Ефимыч, – кто бы мог подумать? – сундук цельный держал, и на виду, две дюжины сухих и чистых» [2, с. 218]; диссимиляция (9,6%) – «канпот», «пинзин», «каклеты», «канплимент», «секлетарь»: «Вот как я есть Федор Кузьмич Каблуков, слава мне, Набольший Мурза, долгих лет мне жизни, Секлетарь и Академик…» [2, с. 73]; эпентеза (3,8%) – «ндравится», «море-окиян»: «Хочешь –  этот, а хочешь – тот, а не ндравится – так вон этот…» [2, с. 177]. Подобные фонетические искажения свидетельствуют о незнании героями романа орфоэпических норм, фонетических законов и синтагматики.

На лексическом уровне были рассмотрены ключевые слова романа. Являясь семиотическими знаками, они в большей степени определяют концептуальный план романа и помогают в разгадке авторского кода. В тексте обнаружено 7 ключевых знаков: «огонь», «буква» (варианты «азбука», «алфавит»), «книга», «наука», «кысь», «тьма», «мышь». Данные ключевые слова образуют в силу своих широких системных отношений семантические комплексы, которые в свою очередь обусловлены двумя категориями «знание» – «незнание», находящимися в отношениях концептуальной сквозной оппозиции.

Семантический комплекс категории «знание» в дискурсе романа представлен такими словами-знаками, как «книга», «наука», «буква» (варианты «азбука», «алфавит») и «огонь». Концептуальной оппозицией данной категории является категория «незнание», семантический комплекс которой составили такие слова-знаки, как «кысь», «тьма», «мышь».

Особенно значимыми являются ключевые лексемы: 1) «огонь», символизирующий учение, знание, в конечном счете «жизнь»; 2) «кысь» – индивидуально-авторская номинация, вынесенная в абсолютно сильную позицию, – концептуальная репрезентация невежества, мутации, смерти. Например: «Куды ж без огня? Огонь поит, огонь кормит, огонь греет, огонь песенки поет. Умрет огонь, – и нам на лавки ложиться, глаза камушками закрывать» [2, с. 19]; «В тех лесах, старые люди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дико и жалобно: кы‑ысь! кы‑ысь!  – а видеть ее никто не может. Пойдет человек так вот в лес, а она ему на шею‑то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! – а когтем главную‑то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека и выйдет…» [2, с. 7].

Названные категории можно представить в виде фреймовых моделей:

Окказионализмы романа «Кысь» (всего 37; в среднем 1 на 9-10 стр.) содержат высокий лингвокогнитивный потенциал: это еще один ключ к тайнам авторской интенции. Особняком стоит заглавная номинация, в лингвистической природе своей уже представляющая окказиональное образование – «абсолютный», «чистый» окказионализм. В одном из интервью [3, с. 329] Т. Толстая признается, что данное слово априори создавалось с установкой на окказиональный характер. Исходя из этого, семантический потенциал, концептуальное наполнение возможно определить только в его контекстной позиции (см. пример выше). Очевидно, что Кысь – персонификация: некое незримое страшное существо, которое периодически возникает в представлении и мыслях главного героя Бенедикта. Сама Кысь в романе не фигурирует, отчего, вероятно, и является плодом воображения персонажей, суеверием, воплощением страха перед неизвестным и непонятным, перед тёмными «мутированными» сторонами собственной души.

Остальные извлеченные из текста романа окказионализмы укладываются в классификацию, предложенную Н.Г. Бабенко [1, с. 11]:

1 гр.: окказионализмы, образованные путем изменения морфем, частотность которой составляет 51,4% (18 лексем): «нудьга», «козляк», «перерожденец», «свеклец», «грибыши». В данных словах наблюдается добавление суффикса, тогда как в исходном варианте его нет: ср.: «свекла» – «свеклец» (добавление суф. -ец-), «грибы» – «грибыши» (добавление суф. -ш-). Данные окказионализмы реализуют преимущественно одну и ту же функциональную нагрузку – попытка автором отразить мутацию языка и культуры, и тем самым обличить деградацию людей, ушедших от культуры предков.

2 гр.: окказионализмы, образованные путем сложения основ нескольких слов, типа «клели», «червырь», «слеповран», составили 20% (7 лексем). Так, «хлебеда» образовано путем сложения «хлеб» и «еда» (по аналогии хлеб-соль). Однако возникают и другие ассоциации: «хлеб» + «лебеда» и «хлеб» + «беда» (явление фузии), противоречивые по своей природе. В первом случае герои отождествляют хлеб с сорняком; во втором – коренным образом рушится традиционное представление «Хлеб – всему голова», тогда как хлеб становится источником беды.

3 гр.: окказионализмы, получивших номинацию по признаку, свойству или функции денотата (17,1%): «дергун-трава», «желтунчики», «раззявые», «кругали». Слово «колобашки» в дискурсе «Вот она волоса на пряди разделит, водой намочит, али ржавью, и давай на деревянные колобашки накручивать» [2, с. 181] употреблено в значении «бигуди». Внутренняя форма слова может быть подсказана его этимологией: др.-рус. «коло» (круг, колесо). В данном случае налицо установка автора на диалог с читателем, где он ориентируется на его «подготовленность».

4 гр.: «семантические окказионализмы» (14,3%): «последствие», «склад», «прежние», «взрыв». В романе «санитар» – должность, по которой полагается следить за порядком и лечить инакомыслящих. Здесь мы видим, что обязательным семантическим признаком данной лексемы является концептуальное наложение узуальной архисемы «лечение» и потенциальной семы «инакомыслящих». Функциональная нагрузка окказионализма состоит в ироническом (вплоть до сарказма) отношении автора к описываемому. Санитары «лечат» тех, кто посягнул на идеологию чтением «старопечатных книг». Традиционное представление «Книга – источник знаний» рушится, и на смену ему приходит «мутированное» представление о книге как о болезни, от которой необходимо «лечить голубчиков».

Все вышеописанные языковые единицы определенным образом организуют концептуальное пространство дискурса романа. Кризис духовности современного мира, утрата связи между поколениями, смена моральных и материальных ценностей – вот то, что «зашифровала» Т.Толстая. Так, функциональная нагрузка языкового «инструментария» романа «Кысь» – демонстрация ментальной, этнокультурной и, наконец, лингвокогнитивной мутации общества, что, в конечном счете, и есть национальная катастрофа.

1. Бабенко Н.Г. Окказиональное в художественном тексте. Структурно-семантический анализ: учеб. пособие. – Калининград: Калининградский университет, 1997. – 79 с.
2. Толстая Т.Н. Кысь: Роман. – М.: Подкова, 2003. – 320 с.
3. Толстая Т.Н. Непальцы и мюмзики: интервью журналу «Афиша» // Толстая Т.Н. Кысь. – М.: Эксмо, 2003. – С. 329.